Настроение после самоубийства Эмриса среди членов племени Огня было не самым веселым. Леди Гвендаллион и Шайлих, хоть и прекратили всхлипывать, но были мрачны как ночь, и жены их будущих мужей тоже были не веселы. Уже УАЗ съездил с телами казненных волчат и самоубийцы к реке и вернулся обратно пустым, уже все присутствующие собрались вокруг сложенного кострища, приготовившись внимать шаману Петровичу, который, в свою очередь, приготовился отметить середину лета речью. Но настроение было как на похоронах. Жизнь человеку пытались спасти и направить на путь истинный, а все оказалось зря…
– Да, и на старуху бывает проруха, – сказал Сергей Петрович, выслушав объяснения Виктора де Леграна по поводу причин этого самоубийства. – Недоглядели. Но ты, Виктор, не переживай. За три года Шайлих перегорюет свое горе и думать забудет о брате. Такие отношения – мерзость в любом веке: и у нас, и у вас, и там, где жили леди Гвендаллион с Шайлих и даже здесь. Если поймают брата на сестре, то изгоняют сразу обоих. Иначе нельзя.
– Я понимать все, – сказал Виктор, – но не понимать, почему? Лошадь брат сестра играть можно. Раз-раз порода усилить.
– А потому, – сказал Сергей Петрович, – что порода может не только усилиться, но и ослабнуть. Складываются не только положительные, но и отрицательные качества. Но если убогого жеребенка можно просто прирезать и не жалеть, то с больным ребенком так нельзя. Он Божья душа, и если уж родился, то должен жить. Те, что практиковали такие отношения, должны были совершать грех, пренебрегая этим правилом. Так, например, спартанцы бросали неправильных детей со скалы. К тому же близкородственное скрещивание вредно влияет на умственные способности потомства, ведь под конец их существования спартанцев иначе как «тупые» и не называли.
– Я понимать, – сказал Виктор, – я идти к Шайлих и говорить ей хорошие слова. Все быть хорошо.
– Иди, – сказал Сергей Петрович и повернулся к Андрею Викторовичу.
– В прошлый раз, – сказал тот, имея в виду день летнего солнцестояния год назад, – тоже было не все гладко.
– Да уж, – сказал Петрович, – но тогда вместе с умеренными по тяжести проблемами, мы получили и большие возможности, которыми с успехом воспользовались. Но теперь не вижу, каким образом смерть этого пацана сможет дать нашему обществу дополнительные преимущества.
– Возможно, – хмыкнул в бороду Антон Игоревич, – что это парень, вычеркнув себя из рядов живых, избавил нас от больших проблем. А если бы он убил не только себя, а еще и мать, сестру, Виктора, или кого-то из нас? Если в голове дурь, то недалеко и до беды, особенно если этой голове всего шестнадцать лет и в ней гуляет ветер. Возможно, мы еще отделались самым легким образом.