– Это она тебе рассказывала? – уточнил Дарис.
– Нет. Отец. Она умерла, когда мне было восемь, – сказала я, всё так же глядя ему в глаза. – Точнее, по официальной версии Амелия числится пропавшей без вести. Но я точно знаю, что её нет в живых.
– Почему ты так в этом уверена?
Я только пожала плечами, опустила голову и ответила то, что даже отцу не рассказывала.
– Потому что я видела…
Неожиданно стало нечем дышать. Перед глазами всё поплыло. Мир словно начал покрываться чёрными размытыми пятнами. А память гадко выдала то самое жуткое воспоминание. И как я ни пыталась от него отмахнуться, у меня не получилось.
– Говори, Аделия, – серьёзный голос Риса прозвучал совсем рядом. – Расскажи мне. Обещаю, потом тебе станет легче. Понимаю, что ты не хочешь вспоминать, но это необходимо.
– Зачем? – в моём тоне звучала настоящая обречённость.
Я не желала это вспоминать. Мне отчаянно хотелось просто вернуться в реальность. Отмахнуться от тех страхов, что и так преследовали постоянно. И неожиданно картинки прошлого отступили. Я снова осознала, что нахожусь в четырнадцатом тренировочном зале, что напротив сидит Рис, и что мне ничто не угрожает.
– Дель, сейчас ты уже не та девочка, какой была тогда, – мягким тоном проговорил эмпат. – Не беги от прошлого, окунись в него. Не нужно поддаваться страху, он и так тебе много лет портит жизнь. И сейчас всё это не наяву… и ты не одна, я рядом. Расскажи мне, что тебя так пугает. Выплесни это.
– Я не могу.
– Можешь, – заявил он. – Можешь, Дель.
Какое-то время мы провели в молчании. Рис смотрел на меня и, едва касаясь, поглаживал пальцами мои запястья. Он просто был рядом, и уже от одного ощущения его присутствия мне почему-то становилось легче.
Рассказать ему? Разве это что-то изменит? Увы, теперь уже невозможно что-то изменить. Станет ли хуже от того, что я поделюсь с ним грузом своих воспоминаний? Не думаю. Но почему бы не попробовать? Я ведь на самом деле никому никогда не говорила о том, что произошло в тот злополучный вечер. Даже полиции. Слишком боялась.
– Мы жили на Каруте, – начала, решив, что это тоже важно. – В тамошней столице, в довольно приятном, спокойном районе. Мне там нравилось, но мама всё время говорила, что он убогий. Она постоянно твердила, что достойна большего, что из-за меня вынуждена влачить жалкое существование. Что если бы не я, она бы давно жила в роскоши. А как-то, вернувшись откуда-то пьяная, она вдруг разрыдалась и сказала, что если бы не беременность мной, ей бы не пришлось покидать Дитерию. Тогда она впервые заикнулась о моём отце. Призналась, что он был женат, и что именно его жена заставила её уехать. Имён она не называла, да я, собственно, и не спрашивала.