Пограничник обхватил руками щеки, не позволяя прорваться хихиканью. Закашлялся.
— Ну чего? Чего такого я сказал? Можно подумать, ты воздухом кормишься? Вставай, давай, кашу вари. Всухомятку питаться вредно.
— Кашу?
Котище похлопал загоревшимися в сумерках глазами:
— Ага, кашу. С молоком и сахаром. И маслом.
Ястреб, не вставая с крыльца, подпер скулу ладонью. Повертел головой, то ли восхищаясь, то ли возмущаясь Яшкиной наглости.
— Или не умеешь? Тогда черняя своего буди. Откуда выкопался такой? Не старик, а сед, и на лицо точно темный чулок натянули…
— Он проводник.
Яшка отскочил, выпустил когти, шерсть на загривке встала дыбом.
— Не бойся, он не за тобой пришел. Мы Берегиню ищем. Ее душу выплакать заставили.
— Вот и ладно, — домовик злорадно осклабился. — Пусть поживет, на себе почует, каково это — без души.
Отскочил, хрустнув ветками. Ястреб стиснул зубы, уложил руки на коленях.
— И тебе не совестно?
— Совестно?! А она братьев моих жалела? Когда они в Черте вместе с домами горели!! У нас души-то нет. И вырий нам заказан. Все, что есть — родной дом. И мы его по правде любим, не как вы. Пусть хоть теперь поймет!
Яшка забыл, что надо бояться. Вышел из зарослей весь, уперся лапами в землю, взглядом — в пограничника.
— Мы же плакали, мы же криком кричали, предупреждая о Черте. Что ж она не вмешалась?
— Я слышал вас… однажды. Когда Черта внезапно стронулась. Мы тогда шалашики из еловых лап сделали и хлеб в них положили…
— Нужны нам ваши шалашики!! Думаете, нам из дома в дом охота переезжать? Нужда гонит. А вы нам — угольки из старой печки, веник али валенок… Тьфу! Иные так и умирают вместе с домом. Потому что, любя его, от посмертия отказались. Знаешь же, что мы внешностью с пращуром сродственны. Тем, что дом ставил.
Он утер капнувшую слезу.
— Стыдно винить за глаза, — сказал Ястреб. Вынул ладанку, вытряхнул камушек на ладонь. Яшка вздрогнул. Но, как ни упирался всеми лапами, а будто притянуло. Обнюхал голубую капельку, щекотнув усами ладонь.
— Тебя, доможила, величают мышиным хозяином.
Котяра согласно кивнул. Не удержавшись, похвастал:
— Еще муравьям велеть могу, паучкам, мокрицам, землеройкам. Воробьям тоже, и ласточкам.
— Так вот. Мышка туда проберется, куда человеку хода нет. Пусть бы поискало серое племя эти камушки, Берегинины слезы. Как вернется к ней душа — тут ей и ответ держать.
Домовой сердито сощурился:
— Хитрый ты. Может, камушки в реку давно побросали, рыбам на потеху.
— Не верю. Пыльные воды боятся. Не зря два последних года сушь стоит.
— Это у меня в горле сушь стоит, — Яшка пнул пустую миску, из которой хлебал давеча пиво. — Так будет сегодня каша?