— Я еду с вами, — бросил данмер с седла. Меса обожгла всех алым взглядом и развернулась спиной. Хаджит, приладив сумки, подсадил магичку на гуара. Лин придержал для Аррайды второго. Вот и мужчины в седле.
— Тронулись!
Глухо загудел кожаный барабанчик, задавая шаг.
Собственно, дороги, как таковой, не было. Тянулась во все стороны холмистая голая степь. Гуарьи лапы туго ударялись в замезшую землю, прыжки становились жесткими, и Эдвина в седле то испуганно вскрикивала, то сжимала зубы, опасаясь за них. Но солнце поднималось, растапливая иней; пепел курился над степью, и все чаще встречались похожие на свищи грязевые колодцы, окруженные коркой запекшейся лавы. К их теплу льнули, цветя жарким цветом, огненные папоротники, и тянула колючие коричневые стебли трама. Густые заросли объезжали, где пожиже — перескакивали. Огибать еще приходилось торчащие там и сям крученые каменные столбы. Матуул назвал их Зубами пророчиц. Черрим похмыкал, решая, то ли пророчицы Уршилаку сильно зубасты, то ли зубы им проредили, но вслух делиться с вождем рассуждениями не стал.
— А почему их так зовут? — спросила Аррайда, вскидывая голову, чтобы рассмотреть острую вершину скалы, мимо которой они как раз проезжали.
— На рассвете и на закате они «поют». Издают странные то ли вой, то ли свист, мы считаем это предупреждением. Довольно… страшно… это звучит, — признался он.
— Сдвижки в породе, от тепла камень расширяется, от холода сжимается, вытесняя воздух из пор и трещин, — пробурчал Тьермэйлин. — Обычное природное явление.
Сул-Матуул взглянул на аптекаря с жалостью, Эдвина же согласно кивнула.
— Заночуем в степи, сами услышите, — вождь хмыкнул, словно отрок, вырвавшийся на прогулку от строгой мамочки, — тогда и скажете, природное то явление или духи говорят с нами.
Но когда на закате флейты-столбы запели, даже ашхану, казалось, привычному, расхотелось веселиться. Тонкий тоскливый звук заполнял небо, проходил сквозь землю, заставлял ныть кости и больно отдавался в голове. Он бередил, вызывая желание стать невидимым и маленьким и забиться в любую щель, и резко прекратился, когда упала темнота.
Еще до этого отряд стал лагерем, и хаджит готовил на костерке в ложбине простенький ужин, пока магичка с Тьермэйлином обходили стоянку, укрывая ее защитными и сторожевыми заклинаниями.
— Аж в зубах засвербело, — помянул Черрим вечерний вой. — У меня шерсть дыбом. Как от ее духа-покровителя.
Сул-Матуул распахнул глаза, глядя на Аррайду.
— Но… ты же не данмер.
— Так получилось, — она подтянула к груди колени, обняв руками, и уставилась в них. — Лландрас погиб из-за меня…