Во взгляде Вильмы появилось то же самое выражение, что и в глазах других девушек, и Ника наконец-то поняла его значение! А вернее сказать – узнала. Когда-то точно так же она сама смотрела на авионер мыса Горн – с восторгом и восхищением, ведь она видела перед собой героинь, о подвигах которых читала в газетах.
И хотя себя Ника героиней не считала, в глазах своих бывших однокашниц она все равно была окружена тем особым ореолом, который отличает авионер, а особенно – боевых авионер, от всех остальных.
– Тебя сбили! – ахнула Вильма. – Но как же ты…
Договорить она не успела, потому что раздалось рычание моторов, и на площади появилась цепочка мобилей, готовых отвезти их на летную базу.
* * *
Тайрек в сотый раз прошелся по камере взад-вперед и в очередной раз убедился, что в ней ровно десять шагов в длину и семь – в ширину.
Подойдя к двери, он обеими руками схватился за решетку, тщетно попытался потрясти и, вновь удостоверившись, что та не поддается, приник к прутьям и закричал:
– Эй, кто-нибудь! Слышите меня? Отведите меня к генералу! У меня важные сведения! Э-эй!
Не так, совсем не так Тайрек представлял себе последствия своей явки с повинной к генералу эр Спата. Он был уверен, что, как только следовательницы Гардинарии соберут на него все данные, тут же начнутся допросы, но почти сразу все пошло не по плану. Его отвели в камеру в арестантской – и словно забыли о нем.
Прошла уже почти неделя, а к Тайреку не пришли ни из Гардинарии, ни конвой из штаба, ни даже Делла. Впрочем, последнее его не удивляло; Тайрек полагал, что адъютанта генерала, узнав, что связалась со шпионом, могла и сама попасть под подозрение. А если даже и нет, то она наверняка сейчас делает все возможное, чтобы держаться от него как можно дальше. И это неудивительно, ведь, по сути, их связывал только голый расчет: адъютанта была нужна Тайреку для доступа к информации, а он ей – чтобы развеяться и потешить свое самолюбие.
Словом, единственными людьми, которых за последние дни видел Тайрек, были караульные – суровые, молчаливые, крепкие дамы неопределенного возраста. Они появлялись три раза в день с водой, едой и свежими бинтами. На все вопросы Тайрека караульные отвечали молчанием. И даже хваленое обаяние юноши, которое до сей поры работало безотказно, разбивалось об их безразличие, словно волна о гранитную набережную. Многозначительные взгляды, забавные шутки, льстивые замечания и красочные комплименты – весь арсенал Тайрека оказался бессилен.
Что же такого произошло, что командование забыло об обнаруженном в самом сердце их базы вражеском лазутчике?