А может, из-за этого лоточка дед и проглядел, что молочным братьям пришла пора обзавестись своими санками.
Димка стал обхаживать отца. Он просидел возле него весь воскресный вечер, вздыхал и канючил:
— Пап, ну скажи деду, пускай санки сделает! Все катаются, а нам с Колькой хоть плачь! Нынче насилу у барской девчонки выклянчили. Эх, и саночки! Покупные, дальше всех летят! Мы-то не управились перед почтой, и — носом в снег!
— А ведь про это и стихи есть хорошие. Хочешь, почитаю?
— Давай! Только про санки не забудь.
Отец читал нараспев, как в школе, четко выговаривая каждое слово:
Вот моя деревня,
Вот мой дом родной,
Вот качусь я в санках
По горе крутой.
Вот свернулись санки,
И я — набок хлоп,
Кубарем качуся
Под гору в сугроб.
Все лицо и шею
Залепил мне снег.
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех.
Все было так живо и верно в этом простом и милом стихе, что Димка хорошо заучил его с повтора.
— А я знаю! — засмеялся он. — Это ты написал. Небось видел из окна, как мы катались, и — написал!
Даже дед не удержался от смеха. Чудак этот Димка! И все у него проще простого.
— Есть у тебя салазки, батя? — Отец обнял Димку за шею. — Видишь, как растет мальчишка? Надо ему забаву дать. Последнюю зиму гуляет, с осени — в школу!
— Салазки не годятся: велики. Да и для хозяйства нужны. Придумаем что-нибудь. Завтра утром Кольку зови, — дед Семен кивнул Димке. — Отвезу отца, вернусь, тогда и займусь с вами.
В понедельник, до света, дед Семен запряг Красавчика и повез отца в школу. Сквозь сон — сладкий и крепкий на заре — Димка слышал краем уха, как гремели на кухне самоварной трубой и заслонкой, пили чай и разговаривали вполголоса. Потом Красавчик глухо топал копытами, заходя в оглобли. Мать стояла на крыльце и кричала вслед саням, мягко скрипевшим на снегу:
— Не застудись, Лешенька!..
Когда вернулся дед, на дворе шла война. Колька, крича во все легкие: «Вот свернулись санки!», дал подножку Димке и зарыл его носом в снег. Димка отряхнулся, набычился, ткнул Кольку головой в живот, сбил с ног в сугроб и заорал: «Все лицо и шею залепил мне снег!»
Дед Семен покачал головой, вынес из амбара две высокие круглые корзины, в которых носили сечку корове, складывали щепки или сосновые шишки для самовара, и перевернул их вверх дном.
— Теперь идите к закуте да стерегите, когда у Зорьки будет свежий помет.
Ребята уткнулись носом в щель, стараясь не сопеть. Но Зорька явно не торопилась. Принесли ведро воды, ковш, лопату. И — вовремя! На Димкин крик пришел дед Семен. Он подхватил лопатой теплый Зорькин блин, и ровным слоем разложил его на днище двух корзин.