Но ребята не поддержали Кольку, и Витька подал команду:
— Становись!
— Только я не хочу в город, там Димка, а он такой драчун! — Оля дернула плечом.
— Давай сюда! — опять крикнул Витька.
Оля показала Димке язык и помчалась в поле. Игра началась.
Видно, не зря был у этой девчонки ладный резиновый мяч. Филька крепко ударил по нему, а она ловко взяла его с лету. Город был продан при первом ударе, и Димка повел своих игроков в поле.
Витька дал пробить девчонке, и она хорошо навесила мяч. Черный резиновый шарик ткнулся в Колькин затылок и отлетел к Димке. Ему и пришлось салить бегунью. И он, почти не целясь, запустил мяч, как из пращи.
— Есть! — крикнул Колька: он видел, как вздрогнула Оля.
Но мяч откатился далеко, и Витька сказал добродушно:
— Мазила!
— Мимо! Чего там говорить! — Сила взялся за лапту.
— Ой! — завизжала Оля. Она прикрыла ладонью левое ухо, недобро взглянула на Димку и тряхнула головой.
И все увидели, как стало багроветь, пухнуть и отдавать синевой ее ухо.
— Она почакана, что я говорил!.. Право слово! — подбежал к городу Колька.
Но его никто не слушал. Витька сорвал лист подорожника и приложил к Олиному уху. Сила подал комок сырой земли. Девочка — удивленная и испуганная, совсем чужая среди босоногих игроков — села на траву и заревела.
Тут-то и навернулся барин.
— Ай-ай-ай! — он наклонился над Олей. — И зачем ты вышла к этим гадким мальчишкам?.. И кто это газбил ей ухо? — грозно спросил он.
Ребята переминались с ноги на ногу и молчали.
— Это он, он! — девочка показала пальцем на Димку.
— Ну, я! — набычился Димка. — Она нарывалась, а я кинул в нее мячом.
Барин шагнул к нему, прищурился и больно схватил за левое ухо тонкими сильными пальцами: с вывертом, как чужой, недобрый человек. И вытер пальцы духовитым носовым платком.
— За что, Вадим Николаич? Ненароком же вышло. Игра ведь! — с обидой сказал Витька и прикрыл Димку спиной.
— Я тебе покажу иггу, шельмец!
Барин сунул в карман мяч, подхватил плачущую Олю и понес ее во флигель.
— Ну погоди, Вадя-дурачок, мы с тобой посчитаемся! — прошептал Витька и сжал кулаки.
А Димка плакал на его груди, зажимая рукой горевшее ухо.
И в этот весенний день впервые он затаил обиду на барина.