На большой перемене мчались в подвал: ели пшенную кашу от барина и пили жидкий чай с маленьким кусочком сахару.
Да скоро и это кончилось. Повариха выпила с дедом Лукьяном весь запас барской водки из шкафчика и так загуляла в своем подвале, что гонялась с метлой за школьниками, задирала подол и показывала им круглое, дряблое место ниже поясницы.
Ее выгнали, а другой поварихи не взяли. И про кашу скоро забыли. Стали ребята приносить в холщовых сумках ломоть ржаного хлеба с солью, картошку и соленые огурцы. И вечно гремели кружкой, прихваченной на толстую цепь к бачку с сырой колодезной водой.
А барину было не до каши: у него нашлась новая забава — он торопил с ярмаркой.
Через мост над Лазинкой протянулся плакат. На длинном белом полотнище красиво стояли рыжие буквы: «Добро пожаловать!»
Подвода за подводой въезжала под эти буквы на громыхающий помост и выбиралась по новой дороге на ярмарку, где громко перекликались люди, тревожно ржали кони и протяжно, тоскливо мычали коровы.
В лавках и на лотках лежал ходовой товар — от деревянной ложки и сладких петушков на лучинке до хромовых вытяжек, хомутов, ведер, шалей, ластика и тульских гармоней с малиновыми разводами.
Барин — в русской поддевке, опоясанный красным кушаком, в смазных сапогах и в синем картузе с бархатным околышем — прискакал на дрожках.
Расталкивая народ, он поднялся на чью-то телегу в яблочном ряду, расправил рыжую бородку. Борис Антоныч — кучер — поставил ладони на ребро вокруг волосатого рта:
— Барин хочет говорить! Слушайте все!
Надрываясь, чтоб слышно было всей ярмарке, Булгаков картаво закричал, что он и во сне радеет мужикам. По рядам прокатился несмелый смешок.
— Две сотни лет ездят наши люди на базаг в Плохино. Ггязь, непогода, а тащатся, словно нельзя тогговать на месте. И не бывать этому боле! Я пгизываю вас: забудем пго Плохино! У нас не хуже! Видите, как я постагался! Тоггуйте и веселитесь в любой воскгесный день, делайте всякий полезный обогот. Веселитесь и тоггуйте, но не забывайте и выпить за своего багина! С добгым почином, господа мужики!
Барин тяпнул на глазах у всех малый ковш холодной водки, закусил соленым огурцом. Выставил бочку хмельного для мужиков, пустил ковш вкруговую и повязался спорить с дюжим купцом, с прасолом о каком-то жеребце.
Мужики навалились на бочку, и на ярмарке все пошло ходуном!
Дед Лукьян после доброго ковша стал игриво закликать баб и мужиков на свои липовые лапти с двойной подошвой, и дела у него пошли неплохо. Только с первого ковша потянуло его на второй. И когда солнце поднялось в гору, он уже не мог вязать лыко. Колька с Димкой и дед Семен еле-еле перевалили отяжелевшее тело его на телегу, где жевал сено распряженный Красавчик. Там и уткнулся старый солдат сивыми бакенбардами в толстую и грубую дерюгу. И проспал в телеге под навесом у Шумилиных до самой ночной побудки, когда пришло время идти в обход с колотушкой.