- Оставь ты эту глупость. Ты ничего не добьешься таким образом. Я час просидела в "Русской чайной", попивала "Перрье" и разглядывала скатерть.
- Прости. Я забыла.
- Как всегда.
Клер отложила набросок в сторону, зная что Анжи посмотрит его в ту же минуту, как она отвернется. - Будешь что-нибудь на ленч?
- Я съела горячую сосиску в такси.
- Ну тогда я пойду что-нибудь приготовлю, а ты мне расскажешь о чем мы должны были поговорить.
- О выставке, дура! - Анжи изучила набросок и мягко улыбнулась. Клер изобразила ее с пламенем, вырывающимся из ушей. Отказываясь развеселиться, она посмотрела по сторонам в поисках чистого места, чтобы сесть, и, в конце концов, устроилась на ручке дивана. Бог его знает, что еще скрывалось под диванными подушками. - Ты когда-нибудь наймешь уборщицу?
- Нет, мне так нравится. - Клер вошла на кухню, которая была немного больше алькова в углу мастерской. - Это помогает мне творить.
- Ты можешь эту чушь о настроении художника рассказывать кому-нибудь другому. Клер. Я же знаю, что ты просто ленивая растяпа.
- Что правда, то правда. - Она вновь появилась с пинтой датского шоколадного мороженого и чайной ложкой. - Будешь?
- Нет. - Анжи постоянно раздражало, что Клер могла съесть что угодно, как только у нее возникало желание, а возникало оно часто, и при этом совершенно не портить свое стройное тело.
При росте в пять футов десять дюймов Клер не была доской, как в детстве, но она оставалась достаточно тонкой для того, чтобы не вставать на весы каждое утро, как делала Анжи. Теперь Анжи наблюдала, как Клер, одетая в фартук поверх комбинезона, пожирала калории. И похоже на то, размышляла Анжи, что под верхней одеждой у нее ничего нет.
Клер к тому же не красилась. Бледно-золотые веснушки были рассыпаны по ее коже. Ее глаза, немного более темного янтарно-золотого оттенка, казались громадными на узком лице с мягким, щедрым ртом и маленьким, незаметным носом. Несмотря на непослушную массу огненных волос, достаточно длинных для густого хвоста, который получался, когда их стягивали резинкой, а также на ее необыкновенный рост, было в ней что-то хрупкое, что заставляло Анжи в тридцать лет, всего на два года старше Клер, чувствовать материнскую ответственность.
- Девочка, когда ты научишься есть сидя? Клер улыбнулась и подцепила еще мороженого. - Ну вот, ты обо мне волнуешься, значит я прощена. - Она устроилась на стуле, заткнув обутую ногу за перекладину. - Я действительно прошу прощения за ленч.
- Ты всегда так. Как насчет того, чтобы писать себе записки?