Она читает записи. Не веря своим ушам, я мотаю головой. Черт бы ее побрал, эту Рэйчел Хэдли. Она на все готова, лишь бы мне насолить.
– Почему вы трясете головой?
– Потому что эта девушка – дармоедка, мечтающая заполучить мое место.
Если бы, зайдя в офис, я увидела не ее, а кого-нибудь другого, спокойно бы доработала до конца дня, закончила статью и ушла домой. Но нет – ей обязательно надо было перегородить дорогу, встав, как сотрудник патрульно-постовой службы, у моего стола, и ляпнуть своим ноющим, гнусавым голосом: «Что-то долгий у тебя сегодня обед, Кейт».
– Рэйчел Хэдли, – говорит Шоу. – Это на нее вы набросились?
– Да.
Мне так же стыдно, как и несколько недель назад; припоминая, что произошло дальше, я чувствую, что щеки горят от стыда.
Я попыталась ее обогнуть, но она выставила руку поперек прохода, громко объявила на весь кабинет, что я едва держусь на ногах, и предложила сварить крепкий кофе. Затем положила руку мне на плечо, и в голове у меня помутнело. Я видела только преграду, препятствие, которое надо преодолеть.
Шоу смотрит в записи. Там это есть, все подробности того злополучного дня.
– Вы ударили ее по лицу, – говорит Шоу.
Я не отрываю взгляда от стола.
– И вашим коллегам пришлось вмешаться?
– Полагаю, что так. Я была немного не в себе.
Я видела, что остальные бросились ей на помощь, но для меня они были как муравьи, крохотные точки на периферии сознания.
– Гарри Вайн говорит, что вы – одна из лучших журналисток, с кем ему доводилось работать.
Я смотрю на нее. Значит, она и с ним поговорила. С Гарри, моим редактором.
– Он очень хорошо о вас отзывается, – продолжает Шоу. – Несмотря на все, что вы тогда натворили.
– Да, – бормочу я. – Он хороший человек. Один из лучших.
Я пытаюсь привести мысли в порядок. Гарри знает, что меня задержали в соответствии с Законом о психическом здоровье. Жизнь кончена. Карьере конец. Что мне делать?
– Как давно вы с ним знакомы?
– Примерно пятнадцать лет.
– Пятнадцать лет, – вскинув брови, говорит Шоу. – Столько же, сколько вы принимаете снотворное.
Я печально улыбаюсь.
– Да, – отвечаю я, – Я об этом не думала.
– Что Гарри сказал по поводу вашего срыва?
Я вздрагиваю, вспоминая лицо Гарри, когда он подал мне чашку свежесваренного крепкого кофе. Руки у него дрожали, и на секунду мне показалось, что он меня боится.
– Он… он просто спросил, все ли нормально.
Я умалчиваю, что он пригрозил отложить предстоящую поездку в Сирию и что я умоляла его этого не делать. Мне повезло. У него были связаны руки. Он знал, что, кроме меня, в Алеппо никому не пробраться. У него не было выбора.