Выждав пару минут, я подкрадываюсь к окошку и выглядываю. Свет на кухне погас. Должно быть, хозяева легли спать.
Подождав еще некоторое время, я открываю дверь сарайчика и сломя голову бегу через сад к забору. Никого не видно. Но, забираясь на стул, я думаю только о мальчике и его испуганном личике.
– Он был там, – шепотом говорю я, пытаясь сохранять равновесие на шатающемся под моим весом стуле. – Он точно там был.
Я спрыгиваю на твердую почву – остатки маминой клумбы, и мои босые стопы касаются земли. Поднимаясь и пересекая лужайку, я почему-то думаю о Крисе и нашей последней поездке в Венецию. Мы бродили по фермерскому рынку, когда владелец одного из ларьков вдруг заорал. У него загорелась печь-гриль. Пока люди вокруг кричали и отбегали подальше, Крис подошел прямиком к огню и помог его потушить. Он всегда знал, что делать. Это одно из качеств, которые мне в нем нравились. Его стойкость и сила. Будь он сейчас здесь, он бы нашел способ помочь ребенку. Он бы знал, что делать. Но его нет, и я могу положиться только на свою интуицию. Нужно ей доверять, говорю я себе, направляясь обратно к дому. Нужно быть смелой.
19
Полицейский участок Херн Бэй
33 часа 30 минут под арестом
Кивнув, Шоу возвращается в комнату. Мы сделали десятиминутный перерыв, во время которого мне предложили чашку кофе и сэндвич с тягучим оранжевым сыром. Я хлебнула немножко кофе, а к сэндвичу не притронулась, и теперь он лежит передо мной на столе и черствеет. Шоу садится и открывает портфель. Какая-то она другая. Почти печальная. Взяв лист бумаги, она кладет его себе на колени. Заметив слова «Больница Университетского колледжа», я тут же понимаю, о чем пойдет речь.
– Давайте поговорим о ребенке, Кейт.
Комната сжимается; я сижу и смотрю на последние мгновения жизни моего ребенка: один единственный абзац на листе бумаги.
– Что вы хотите узнать? – спрашиваю я. – У вас, кажется, и так есть уже вся информация.
– Мне жаль, – говорит она. – Вы, должно быть, чувствовали себя разбитой.
В ее голосе слишком мало сочувствия, и это меня настораживает.
– Почему это? Такое происходит сплошь и рядом.
Шоу молчит. Думает, я бесчувственная.
Я беру сумку и начинаю искать фотографию. Эта женщина считает меня какой-то психопаткой. Нужно ей доказать, что у меня есть чувства, что я человек, что мне не все равно. Взяв бумажник, я вытаскиваю маленький квадратный клочок бумаги.
– Вот, – протягиваю я ей бумажку. – Мое первое УЗИ.
Она берет снимок, и я наблюдаю, как она, прищурившись, разглядывает нечеткое изображение.
– Скорее всего, это был мальчик. – Я беру у нее снимок и убираю обратно в сумку.