Так, посмотрим, Михайло Потап…В результате выяснилось:
Михайло Потап – жандарм. Это местная военная полиция. Сорвал попытку покушения на убийство членов Царской Семьи, получив при этом смертельное ранение. Награжден орденом «За заслуги» - высшей наградой, которой может удостоиться человек, находящийся на императорской службе. Единственный ребенок – дочь, Михайло Мари.
Теперь понятно, почему Мари отсюда никто не «попросит».
Разобравшись с этим вопросом, развернулся в кресле и спросил Оксану:
- Оксан, я заметила на лацкане пиджачка Главы Совета Старшеклассниц значок, изображающий лису. Это что-то значит или просто украшение?
Мне ответила Яна, опередив Оксану:
- Этот значок, означает, что носящая его - член ордена «Огненной Лисицы». Тайное общество Пансиона, о котором всем известно.
- Постарайся не связываться с ними, - сказала Оксана, недовольно взглянув на Яну, - от них добра не жди.
- Могут доставить печали и неприятности? – спросил я
- Там много оголтелых, - ответила Оксана, - в основном, офицерские дочки. Своя каста, которая связывает членов «Огненной Лисицы» и после выпуска из Пансиона. Помнишь ту, что в воскресение, на барбекю, угрожала тебе. Вот она одна из них.
Точно! Вот почему мне этот значок показался знакомым! У той милашки, что так яро была против моего нахождения в Пансионе, был такой же значок!
Кайа против ордена «Огненной Лисицы» - звучит как-то по «гаррипотеровски», смешно.
Однако реальность оказалась очень не смешной, в чем я лично убедился буквально на следующий же день, когда вернувшись в свою комнату, после занятий, работал за ноутбуком.
В комнату внезапно ворвалась толпа народа, во главе с Директриссой, а воспитанница «особых», которая была с ними, «тыкнула» в меня пальцем и возбужденно пробубнила:
- Я эту брошюру своими глазами видела вот у нее!
У меня зачесались ладошки.
- Я эту брошюру своими глазами видела вот у нее! – пробубнила девочка в форме «особых», ткнув в меня пальцем, очень юная на вид, в «особые классы» набирали с двенадцати лет, так что, скорее всего, ей и было двенадцать.
От возбуждения она тряслась, как осиновый лист.
- Кайа! – грозно посмотрела на меня Директриса, цвет лица которой стал опасно лиловым, что неудивительно, мимо нее, фигурально выражаясь, только-только «просвистела пуля», а теперь снова треш какой-то, - признавайся! Она правду говорит? Хранишь запрещенную литературу? Если признаешься сама – наказание будет мягче, даю слово!
Ага, чистосердечное признание облегчает совесть, но увеличивает срок. Сейчас! Даже, если бы хранил «запрещенку» – ни за что бы не сознался.