Кайа. История про одолженную жизнь (Иванов) - страница 67

- Наша – последняя, откуда Мари еще не выгнали, - буркнула Оксана и заметив мой взгляд, покраснела, поспешно добавив, - не потому, о чем ты подумала!

- И что, ее до сих пор не «попросили» за это из Пансиона? – поинтересовался я, садясь на свою кровать, - В правилах же ясно написано, что за подобные вещи – с вещами на выход.

- Она дочь Михайлы Потапа, - объяснила мне Оксана, - кто же ее выгонит-то?

- Аааа, тогда ясно, - глубокомысленно ответил я.


Надо будет узнать, что это еще за Михайло Потап.


- Ты сама же видишь по ее лицу, - продолжила Оксана, - что на заводе ей не все гайки в голове закрутили. А так, она добрая и безобидная, хоть и чудная.

- Говорят, - продолжила тему Яна, - что она пару раз «это» делала прямо на занятиях. Во представление, наверное, было!


Она засмеялась.


- Ты это видела? – со злостью спросила Оксана, - тебе только дай позлословить!


Та пропустила гневную реплику мимо ушей и сказала:


- Привыкай Красотуля, у нас тут, в «особых классах», все «особые». Оксана, вон, например, зарезала хахаля своей матушки, когда тот, с ее слов, решил устроить старый-добрый «сунь-вынь» ее младшей сестренке. Сколько раз там ты его ударила ножом? Писали, вроде, 70. А после, ее год держали в психушке…


Оксана ее перебила:


- Слушай, ты! Хочешь о ком-то рассказать, шалава, расскажи о себе! Остались еще в нашей стране мужчины, с которыми ты не переспала?


Ссора набирала обороты.

Яна захихикала.


- Ну да, я люблю мужчин. Люблю деньги. Что в этом плохого….

- Тебе же даже шестнадцати нет! – снова перебила Оксана, - как ты можешь матери в глаза смотреть, когда ведешь такую жизнь? Не стыдно?

- Ты не переживай за мою мать. Это, во-первых, не твое дело, а во-вторых, ей пофигу на меня! И на то, чем и с кем я занимаюсь! Ты о себе подумай лучше! Значит, когда мамкин хахаль устраивал тебе «сунь-вынь», ты вся такая, святая, была не против, а когда с твоей сестренкой захотел, то с ума сошла от ревности, да?


Оксана включила свой ночник. Ее лицо было бледным и перекошенным от злости. Она вскочила с кровати, схватила со своего письменного стола какой-то карандаш и в два прыжка оказалась у изголовья кровати Яны.

Стыдно сказать, но я просто сидел и с широко раскрытыми глазами смотрел на едва не разыгравшуюся передо мной трагедию, ничего не предприняв.

Оксана схватив одной рукой Яну за горло, замахнулась на ее острым карандашом и прошипела:


- Извинись! Или….


Яна бледная от ужаса, выставила перед собой ладошки и прохрипела:


- Прости меня, пожалуйста…


Злоба в глазах Оксаны потухла и она убрала руку от шеи Яны.