— И на нихъ все купить можно, — повторилъ съ ироніей отецъ Димитрій, — и спокойствіе, и здоровье, и привязанность. Такъ ли?
— Она говоритъ, что безъ любви и привязанности прожить можно, а ей надо прежде всего большой домъ, экипажи, туалеты, собранія…
— Это она воображаетъ теперь, потому что имѣетъ привязанность и любовь матери, брата и сестры.
— Ну, сестры не дружны, — сказалъ Сережа.
Оба замолчали. Печально было ихъ положеніе.
— Поговорите съ ней.
— Поговорю, но кто пошелъ по такой дорогѣ, тотъ не слушаетъ увѣщаній; опытъ научитъ, только эта наука горька. Потерпи, милый другъ! гляди не на тяжелую сторону жизни, а на отрадную.
— Гдѣ же отрадная? спросилъ Сережа съ горечью.
— Какъ гдѣ? возразилъ отецъ Димитрій. — Мать твоя жива, здорова, Господь спасъ ее отъ тяжкой болѣзни, она любитъ тебя. У тебя есть кровъ, есть вѣрный кусокъ хлѣба, есть сестры, о которыхъ ты обязанъ пещись, и которыя позднѣе оцѣнятъ твою любовь. Да уже въ сознаніи исполненія долга есть утѣшеніе, есть отрада, есть внутреннее спокойствіе — первѣйшее благо. Не падай духомъ. Трудись, люби, Богъ не оставитъ тебя. Свѣтъ не безъ добрыхъ людей; у тебя и теперь есть вѣрные друзья, наживешь и другихъ и общее уваженіе. Помни, что я скажу тебѣ, — я старъ, и говоритъ съ тобою моя опытность, — кто добръ, у того всегда будутъ друзья, будетъ и довольство; ибо, по словамъ великаго пѣснопѣвца царя Давида, состарѣлся и не видѣлъ сына праведника, просящаго хлѣба. Твой отецъ былъ истинно добрый человѣкъ, милостивый христіанинъ былъ, много добра дѣлалъ — за его добродѣтели Господь не оставитъ васъ.
— Вѣра говоритъ: изъ друзей, не шубу шить! повторилъ Сережа, котораго поразилъ послѣдній разговоръ съ сестрою.
— Шубу изъ друзей шить нельзя, конечно, но шуба сама сшивается, кто добръ и любимъ, и эта шуба грѣетъ и сохраняетъ. Съ друзьями все легче переносится, ибо сердце согрѣто. Ты не повторяй словъ сестры; если она начнетъ жизнь съ такими понятіями, мнѣ жаль ее. Она испытаетъ всю горечь безрадостной жизни въ пустынѣ, всю пошлость существованія, не согрѣтаго чувствомъ, не освященнаго высшею мыслію. Но прощай! мнѣ пора. Я зайду къ матери твоей и къ Ракитинымъ. Помни же слова мои: примиряй, умѣряй.
— Не говорите Ракитинымъ о нашихъ затрудненіяхъ, я не хочу.
Умный священникъ зорко взглянулъ на Сережу.
— Ужели и ты, — сказалъ онъ, — думаешь, что Ракитинъ…
— Нѣтъ, нѣтъ! воскликнулъ Сережа, — какъ можно? Я ему благодаренъ такъ, что и сказать не умѣю, но онъ и такъ много для насъ сдѣлалъ, и я обязываться еще и еще не хочу.
— Ну, слава Богу.