И долго, въ памятный для Боръ-Раменскихъ вечеръ, длились разговоры, разсказы, прерываемые вопросами и взрывами хохота, и смѣялись не одни дѣти. Серафима Павловна и даже Степанъ Михаиловичъ не уступали имъ и вторили — одна добродушнымъ смѣхомъ, а онъ густымъ басомъ. Сережа сiялъ, Ваня повторялъ не разъ, что онъ счастливъ, ахъ, какъ счастливъ! онъ и не запомнитъ въ прошломъ такой радости! Наконецъ часы пробили два, и обѣ матери встали.
— Какъ поздно! сказала Зинаида Львовна. — А гдѣ же адмиралъ?
— Онъ всегда ложится въ 11 часовъ и давно ушелъ въ спальню. Я, конечно, видѣла, но виду не показала, а то бы всѣ разошлись. А теперь я провожу васъ. Вѣра! Соня ночевать будетъ въ твоей комнатѣ.
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, мама! возопила Глаша. — Соня со мною, на моей постели, а я на диванѣ. Не иначе — иначе я не хочу!
— For shame! вскрикнула англичанка; но при всеобщей радости голосъ ея остался гласомъ въ пустынѣ.
На другой день рѣшили, что елка будетъ на третій день праздника, ибо Зинаида Львовна привезла съ собою два ящика и множество игрушекъ для дворовыхъ дѣтей своей и Боръ-Раменскихъ усадьбы.
— Я всегда, — сказала она, — собираю старыя игрушки у моихъ богатыхъ знакомыхъ; сломанныя Соня съ своими подругами чинитъ и клеитъ, а потомъ мы раздаемъ ихъ бѣднымъ дѣтямъ на елкѣ.
— Я думаю лучше имъ подарить что-либо необходимое, нужное.
— Мы это и дѣлаемъ, а игрушки въ придачу. Онѣ денегъ не стóятъ, а вотъ вы увидите завтра, какой восторгъ возбудятъ онѣ въ дѣтяхъ, которыя никогда еще игрушекъ не имѣли. Соня, я думаю, еще надо кое-что поправить, вѣдь ты не успѣла все починить.
— Я помогу, — сказалъ Ваня.
— И я! И я! Закричали Сережа и Глаша.
— Вы! чинить!.. протянула Вѣра съ презрѣніемъ. — Вы чините на свой манеръ.
— Какъ такъ?
— Вмѣсто починки сломаете?
— Ну, вотъ еще!
Въ девять часовъ утра Серафима Павловна вышла изъ своей комнаты нарядная, какъ бабочка лѣтомъ; на ней было какое-то чудное платье, совсѣмъ неопредѣленнаго цвѣта, съ иголочки, новое, и воздушный чепчикъ величиной съ булочку; этотъ миніатюрный уборъ, едва прикасался къ ея густой косѣ. Вскорѣ появились всѣ сполна, и Ракитины и Боръ-Раменскіе, — всѣ нарядные, всѣ счастливые; адмиралъ уже давно ждалъ всѣхъ въ гостиной; и онъ былъ въ мундирѣ и въ орденахъ. У подъѣзда ждали ихъ трое широкихъ саней; всѣ разсѣлись и отправились къ обѣднѣ. Послѣ обѣдни произошелъ полный сборъ живущихъ — за чайнымъ столомъ, въ залѣ, или какъ называла это Серафима Павловна: пріемъ. Веселая, нарядная, изящная, моложавая и еще очень красивая, она принимала гостепріимно и ласково женъ и дѣтей священника, діакона, управителей и двухъ купчихъ съ сосѣдней мельницы. Ея грація и радушіе очаровывали всѣхъ; она наставляла Вѣру и Глашу и приказывала имъ занимать и угощать дорогихъ гостей, она глазами указывала сыновьямъ, къ кому подойти и кого занять; дѣти охотно исполняли возложенное на нихъ и старались исполнить долгъ молодыхъ хозяевъ, помощниковъ матери. Столъ былъ уставленъ всякими кушаньями, чаемъ, кофе, шоколадомъ. Адмиралъ былъ веселъ, привѣтливъ, всѣхъ угощалъ и даже сошелъ внизъ съ обоими сыновьями, чтобы поздороваться съ дворнею, которой приготовленъ былъ внизу обильный завтракъ. Онъ каждому сказалъ привѣтливое слово и втягивалъ въ разговоръ сыновей, научая ихъ, какъ всякому сказать любезное, доброе слово. Онъ знакомилъ ихъ при каждомъ удобномъ случаѣ съ нуждами людей, которые ему служили, и приготовлялъ ихъ къ хозяйственной дѣятельности и къ умѣнью обласкать всякаго маленькаго человѣка. Онъ всѣхъ звалъ, черезъ два дня, на елку, и старыхъ, и зрѣлыхъ, и малыхъ, и всѣ съ великой радостью и поклонами принимали приглашеніе. Первая елка для служащихъ назначена была на третій день праздника, въ 5 часовъ вечера, а другая, для семьи, — на 4-й день, въ 9 часовъ вечера. Дѣти, разобравъ привезенныя Зинаидой Львовной игрушки, многія изъ которыхъ стоили когда-то большихъ денегъ но были изломаны избалованными богатыхъ родителей дѣтьми, чинили ихъ, какъ умѣли. Особенною ловкостію въ этомъ дѣлѣ отличилися Ваня и горничная Лиза, а особенною неумѣлостію Глаша и англичанка Сарра Филипповна, первая — по нетерпѣнію, а послѣдняя — по нелѣпости и неуклюжести, свойственнымъ ея націи. Не мало смѣху, не мало досады возбуждали въ семьѣ эти неудачныя попытки Глаши и Сарры. Хотятъ приклеить руку, — сломаютъ ногу, хотятъ придѣлать лапку, — отобьютъ носикъ у птички.