Это было уже не первое мое посещение. В первый раз я попала в ее больничную палату вскоре после того, как она пришла в сознание. Тогда она производила еще жалкое впечатление, и я даже испытывала чувство вины за то, что здорова, крепко держусь на ногах, даже не хромаю, а Оксана беспомощно распростерта на постели и головы поднять не может.
Впрочем, она ни на что не жаловалась, и около нее беспрерывно хлопотала сиделка, нанятая Тамарой, которую тоже, судя по всему, мучило чувство вины, причем гораздо более обоснованное, нежели у меня.
Но сегодня… Сегодня Оксана выглядела совсем по-другому. Ее белокурые от природы тонкие волосы были вымыты и обрамляли исхудавшее лицо ореолом кудряшек, что придавало ей неземной, прямо-таки ангельский вид. Однако глаза ее сверкали отнюдь не небесным огнем - в нем играли озорные бесенята! Она поправлялась не по дням, а по часам, и мне бы радоваться за нее, по вместо этого в глубине души я испытывала тревогу'. Когда я с Марком, букетом цветов и коробкой конфет вошла в ее палату, то там оказался Крутиков-старший, который сидел гораздо ближе к больной, чем предполагают больничные правила. Собственно говоря, он расположился на ее кровати, как у себя дома, держал ее за обе руки, и если судить по тому, как у Оксаны набухли губки, а Сергей пытался не встретиться со мной взглядом, они только что целовались. Впрочем, я посмотрела на него строго, и он с видом провинившегося мальчишки выпустил ее руки, но - не отсел.
- Мы обсуждали, чем займется Оксана, пока будет выздоравливать, - быстро заговорил он, не дожидаясь наших вопросов. - Врачи склонны думать, что пройдет не менее года, прежде чем ее здоровье полностью восстановится. Так вот, Оксана хочет попробовать писать. Ты же знаешь, Агнесса, у нее это хорошо получается!
Завтра же принесу ей с работы, старый ноутбук, который мы как раз собирались списывать.
- Кстати, Оксана, почему ты не хотела работать редактором? - из чувства долга я поддержала разговор. - Судя по твоей черной тетради, у тебя это получилось бы неплохо. Ты обладаешь даром слова.
- Работать на чужого дядю или, вернее, на чужую тетю? - Оксана еле заметно дернула правым плечом, что, очевидно, должно было обозначать ее любимый жест. - Никогда! Писать можно только для себя.
После этого мы обменялись еще несколькими замечаниями, и я иссякла. Сергей любовался прелестями больной молча, а Марк молчал из принципа. Оксана же щебетала, как весенний воробышек, не переставая. Она совершенно не смутилась - она вообще неумела смущаться, наша Оксана! Просто удивительно, как умело она поддерживала разговор, хотя говорила почти исключительно одна: рассказывала про больничные порядки, про то, как ей здесь надоело, про то, как она обманывает медсестер, - и все это весело, с не иссякаемым оптимизмом! Врачи обещали, что она скоро поднимется на ноги, что у нее все будет хорошо - и она им верила. Я не слишком прислушивалась к ее болтовне, но тоже верила, что Оксана скоро встанет на ноги - казалось, внутри этого хрупкого тела била ключом такая жизненная энергия, что она способна поднять ее даже из могилы.