Следующий день я провел, занимаясь самолетом. На Земле, когда других машин, кроме отечественных, на дорогах еще не было, а их качество и надежность оставляли желать лучшего, в багажнике любой машины вы бы нашли полный набор инструментов и большой ящик с самыми ходовыми запчастями. Подобно моим соотечественникам советской эпохи, я теперь возил с собой то, что я называл набором для выживания – инструмент, материалы и заготовки, которые позволяли заниматься машиной везде, где бы я не приземлился. В условиях мира, где сервисное обслуживание для самолетов отсутствовало по определению, я сам был летающим сервисом. Кроме того, в условиях регулярных полетов проверка надежности и функциональности движителя была жизненно необходима.
Остров зарос двумя видами незнакомых деревьев – относительно невысоких, широких и многоэтажных растений, похожих на ели серебристого цвета. Скорее всего, здесь росли всего два растения, многочисленные надпочвенные отростки которых напоминали наземные деревья. Где-то ближе к середине острова эти два мультидерева столкнулись и остановились, оставив между собой длинную извилистую поляну, на которой я и приземлялся. Пушистые ветви неземных растений плотно переплетались, делая проход сквозь условный лес почти невозможным. В результате я наслаждался своим любимым делом, надежно укрытый почти со всех сторон.
Утром следующего дня явились мои подельники. Обычно хмурые и молчаливые, сейчас они были веселы и довольны жизнью – видимо, дела в Оруиле шли без неожиданностей.
– Ну что, шеф? Полетели? – радостно заорал старший из них.
– Тамир, дай человеку позавтракать – имей совесть! – улыбаясь, отозвался второй.
– Я разве против? Я бы и сам не отказался, – продолжил старший, закидывая в салон самолета небольшую сумку, которая, по-видимому, соответствовала в цене десятку мешков с орешком, доставленному мною сюда накануне.
– Грейте сами, – проговорил я с набитым ртом, дожевывая лепешку с местной версией тушенки – козлятина в собственном соку, изолированная от внешнего мира толстым слоем жира и упакованная в глазурованный горшочек, заботливо приготовленный Урухеле.
– Ты чего, шеф? – потянул носом старший. – С утра?
– Вот, счастливый человек! – согласился с ним второй, намекая на мою способность употреблять раствор орешка в неограниченном количестве и без последствий – для меня он заменял кофе.
– Я считаю, что всему виной его борода. Человек, отягощенный таким уродством, нарушает гармонию мирового порядка, и равновесие сил природы стремится возместить дисбаланс, компенсируя его таким же чудовищным счастьем.