– Насколько близко вы с ним общались на съемках?
– Да как вам сказать. – Она неуверенно улыбнулась. – Смотря что понимать под общением, мсье Пуаро.
– Простите, глупость ляпнул. Вы не подумайте, что я… простите.
– Пустяки, ей-богу. С этими ребятами поведешься, от них и наберешься, да?
– Глаза б мои не смотрели на полицейских.
– Это уж точно.
– Я просто хотел узнать, часто ли вы его видели. Вот и все.
Она помолчала.
– В общем, не могу сказать, что каждый его шаг помню, но виделись мы часто. Мои эпизоды снимали по утрам, и он был тут как тут – что-нибудь из декораций для нас дорабатывал или к следующему дню готовил. И между дублями тоже маячил поблизости, вечно в уголке что-то по-быстрому налаживал – то стойку для оператора, то рампу, то его просили что-то убрать с дороги, тот же провод от микрофона, чтоб под ногами не путался. И надо признать, был он мастер. Именно ему всегда приходило в голову верное решение. Это… чуть не сказала “печально”, но на самом деле нет. Нисколько. – Она вдохнула полной грудью и шумно выдохнула. – Я к нему хорошо относилась, вот и не отвечала так долго на ваши письма. Нравился он мне, правда нравился. Смешил меня, бывало. И, что греха таить, я в него была чуточку влюблена. Заигрывала с ним. Поэтому наш разговор особенно… вы меня поняли. Мне очень неловко сейчас. – Она залпом допила кофе. – Мне было шестнадцать, ему – за тридцать. Нехорошо это.
– Тридцать шесть, – уточнил я.
– Да.
– Я вас не осуждаю, ничего подобного, я только… простите, перебил.
– Ничего. – Она заморгала, провела рукой по волосам. – Больше мне, наверное, и нечего сказать, Дэниэл. Я с ним заигрывала по-детски, я ведь и была еще ребенок. А сейчас даже вспомнить тошно, но… я ведь была не одна такая? Вы не подумайте, что я специально его расхваливаю, он и вправду был симпатяга. И не только я так считала – вокруг него и другие девушки вились. В том числе Хлоя, а она была красотка, могла бы заполучить любого… Эх, зря я ничего не заказала поесть. Живот сводит.
– А он отвечал на заигрывания?
– Что?
– Я спрашиваю, он к вам приставал?
На лице ее застыла обида – судя по всему, искренняя.
– Нет, а что? Вам так сказали?
– Мне много чего говорили. А теперь я спрашиваю вас.
– А кто вам сказал? – Глаза ее смотрели на меня в упор.
– А какая разница?
– Никакой, но если кто-то пустил слух, то я хочу знать кто.
Я понизил голос и постарался, чтобы он не дрогнул:
– Я слышал от Хлои.
– Боже, это… вы это серьезно? – От удивления она замерла, приоткрыв рот, и с изумлением я увидел на языке у нее пирсинг (вспомнились дедушкины слова: если у женщины проколото что-нибудь, кроме ушей, значит, она ищет внимания или наказывает себя). – Так и знайте, вранье. От первого до последнего слова вранье.