Даже из своего скудного опыта Амелия могла судить, что сюртук на этом человеке был добротного сукна, а значит голодал он не от бедности. На невыразительном лице выделялись горящие страстью глаза, и она вспомнила, что такое уже видела раньше.
Много лет назад проходил мимо ее хижины странствующий проповедник и пытался рассказать ей о Боге, о греховности женщин, о покаянии и прочем, а она прямодушно заметила, что на её взгляд всё это полная чепуха, и его глаза вспыхнули так же, как у этого человека – огнем праведного гнева.
Проповедник так разбушевался, что ей пришлось ретироваться в дом и запереть дверь. Там она долго грела воду и заваривала чай, дожидаясь, когда этот горлопан уймётся и отправится искать новую жертву.
Этот человек не кричал, но казалось, что для него это привычное дело. Он был похож на того проповедника, словно разделял взгляды о греховности женщин и необходимости покаяния.
Амелия смерила его хмурым взглядом и оскалила зубы, от чего среди публики послышались испуганные возгласы, но на того человека это не произвело никакого впечатления. Амелия решила, что лучше не обращать на него внимания, как тогда на проповедника.
«Скоро зал очистят от публики, – думала она. – Его выведут вместе с толпой, и дело с концом».
Но вернувшись в аквариум после отдыха и вожделенной чашечки чаю, она обнаружила, что тот человек появился снова. Он занял прежнее место и уставился на неё застывшим истуканом в бурлящей толпе, вынуждая его обходить. Некоторые на него косились, но, в основном, не замечали. Все смотрели на русалку, поэтому никому не было дела до странного типа, пожиравшего глазами объект всеобщего внимания.
Так продолжалось весь день. Странный субъект уходил вместе с толпой, когда освобождали зал, а после каждого перерыва вновь возвращался.
Казалось, день никогда не закончится, и Амелия уже не могла притворяться, что не замечает фанатика, и её глаза всё чаще невольно косились в его сторону.
«Надо сказать о нём Леви», – подумала она.
Через две недели после отбытия «доктора Гриффина» в Лондон срок заточения Леви истёк, и теперь вряд ли кто мог бы признать того человека в гладко выбритом господине с американским акцентом и в строгом костюме. Теперь Амелия понимала, почему Барнуму так легко удавалось дурачить людей. Никто просто не удосуживался приглядеться повнимательней.
Вернувшись в музей, Леви то и дело наведывался к Амелии. То объявится где-то в толпе и помашет ей рукой, то зайдёт во время перерыва проверить, достаточно ли ей еды, питья или одеял. После окончания представления, пока она с трудом облачалась в платье, он дожидался её за ширмой, насвистывая себе под нос, а потом провожал к Барнуму ужинать.