Пожалуй, не вовремя она наконец разобралась в этих чувствах, что так долго скрывала от самой себя после того разговора в номере отеля, когда он начал извиняться за то, в чём даже не был виноват.
Леви взглянул на неё, по-своему истолковав выражение её лица, и погладил по плечу.
– Амелия, можете из-за него не переживать. Я обещал Черити вас оберегать, и своё слово сдержу.
– Дело не в этом, – прошептала она и прильнула к его губам.
Язык выдал его удивление, нерешительность и наконец наслаждение, и в душе Амелии вспыхнуло ответное чувство, разгораясь всё сильней.
Оторвавшись от него, она заглянула ему в глаза.
– Почему сейчас? – спросил он.
– Потому что хочу, чтобы ты знал, – ответила она.
Он воспринял это с той же готовностью, как и всё, что её касалось, она взяла его под руку, прильнув чуть ближе, чем полагалось правилами приличия, и они направились к отелю.
Но их подстерегал человек с горящим взором.
Он вдруг возник из темноты, и Амелия лишь за мгновение перед вспышкой заметила дуло револьвера. В нос ударило пороховой гарью. Леви закричал, но в ушах Амелии звучал лишь голос того человека с горящим взглядом, слабый, гнусавый, которому не давала умолкнуть лишь истовая вера:
– «Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти, ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы»[2].
Кровь залила платье, всё тело пронзила острая боль, и Амелия рухнула наземь, недоумевая, как же так, ведь она считала, что не может просто истечь кровью. Она же думала, что смерть ей вообще не грозит.
Пуля попала в живот, внутри всё полыхало огнём, а разум жгли слова человека с горящими глазами. Амелия не желала мириться с мыслью о том, что оказалась всё-таки смертной, только не теперь, когда обрела Леви и избавилась от одиночества.
Перед глазами мелькнули туфли Леви, послышался смачный глухой удар в челюсть, но фанатик не умолкал, даже не запнулся, охваченный пламенем, пожиравшим его изнутри. Амелия слышала треск этого пламени, и её охватила жалость к несчастному, ведь ему было некуда деваться, и он ничего не мог поделать с чадящим жаром в душе, оставалось лишь передать его кому-то ещё, чтобы вспыхнул ещё один пожар.
– «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство… Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют».
– Леви, – позвала Амелия или только подумала, что позвала.
«Леви, не надо. Леви, помоги. Помоги. Мне больно».