Пасмурным зимним утром я призвал Макдтера и попросил его об услуге. Я хотел видеть Мейра, сославшись на то, что мне лучше. Старик поджал губы, но не стал мне перечить. В перерывах между приступами кашля я еще мог говорить, хотя и с трудом.
Мальчик-конюх явился незамедлительно. Робко переступив порог, он остановился. В расширенных глазах читалось удивление, но не страх. На его ресницах таяли снежинки.
— Вы хотели меня видеть?..
Забыл добавить "мьерр". Значит, волнуется сильнее, чем я ожидал.
— Подойди.
Он приблизился и, повинуясь, сел на краешек кровати.
— Как дела в конюшне?
— Неплохо. Бонни без вас скучает.
— Я тоже скучаю. Заботься о нем хорошенько.
— Да, мьерр. Мальберр собирается жениться.
Я выдавил слабую улыбку.
— Что на него нашло?
Мальчик замялся, прикусив губу. В озорных глазах заплясали искорки.
— Дело в том, что она "немножко беременна".
— Передай мои соболезнования.
Мейр не сдержал смешка, явно довольный тем, что я все-таки кое-чему у них, конюхов, научился.
— Они любят друг друга.
— Я знаю. Это трудно не заметить.
Он помолчал.
— Говорят, ты кашляешь кровью.
— Это правда, Мейр. Но моя болезнь не заразна.
Я отчетливо ощутил момент духовной близости. Как быстро "ты" вытеснило "вы", отбросив ненужные барьеры, нагороженные людьми в попытке возвыситься над себе подобными. Мейр подсознательно избрал верный путь. В этот час сын герцога и нищий конюшенный мальчик были равны.
Я закрыл глаза.
— Просто посиди со мною, Мейр.
Он сжал мою руку. Я так хотел вновь услышать шум прибоя. Я слушал свист ветра за окном. Тоскливый вой собак с псарни. Мягкое дыхание Мейра и собственное, учащенное и хриплое. Сердце билось все медленнее. И в какой-то момент оно остановилось.
Вырвавшись из тела, я увидел смятение Мейра. Горестные крики отца заполнили замок. Но мне было уже все равно. Я узнал этого человека. Черные как смоль волосы и глаза, синие, как воды моря моей ушедшей родины. Я вспомнил этот меч, что он носил в ножнах еще до моего рождения. Человек Мирэнра. Своей смертью я отомстил ему.
Похороны состоялись через сутки, на рассвете, когда лучи алеющего солнца заставляли людей рыдать кровавыми слезами. Неподалеку от кладбища в петле раскачивался коченеющий труп лекаря.
21…Я БУДУ ПЕРЫШКОМ В ТРАВЕ…
— Ниже! Еще ниже!
Я ткнулся лбом в землю. Я прикусил язык до крови, лишь бы не разразиться проклятьями. Затем стиснул зубы так, что заболели челюсти. Руки порывались сжаться в кулаки. Я пытался убедить их в том, что это неразумно.
— Теперь лижи!
— ?!
— Лижи, я сказал!
Секунда размышлений. Ага! Я распластался на земле. Он взвизгнул, как свинья.