— Продолжайте, — сказала Берта.
— Я мать Карлотты.
— Ого!
— Теперь вы понимаете, почему мне необходимо держаться в тени до тех пор, пока не буду уверена, что вы сделаете то, что я хочу.
— А что вы хотите?
— Мне бы хотелось, чтобы вы поняли мою позицию.
— Прежде, чем вы займете мое время, — твердо начала Берта, — я хочу, чтобы вы поняли мою.
— В чем она заключается?
— Я работаю за деньги. Для сочувствия я отвожу внерабочее время. Я не могу принести душещипательную историю в банк, написать на обратной стороне свое имя, подать эту ценную бумагу в окошко и таким образом положить на свой счет депозит.
— Не беспокойтесь, миссис Кул.
— Прекрасно, тогда продолжайте.
— Необходимо, чтобы вы поняли мою позицию и причины, лежащие в ее основе.
— Полагаю, — продолжала Берта, — вы хотите рассказать мне о той стремительной личности, ветреном обольстителе, который был отцом Карлотты.
Слабая пародия на улыбку коснулась губ посетительницы.
— Обольстителем была я.
— Вы меня заинтриговали.
— В юности я была необычайно красива. С того времени, как я помню себя, во мне сидел неукротимый, бунтарский дух. Я восставала против школьных кабинетов, против правил. Я называла мать лгуньей, когда она пыталась рассказать мне о Санта-Клаусе. Она никогда не объясняла мне, что такое реальная жизнь. К тому времени, когда она сочла, что я достаточно взрослая для серьезных разговоров, я уже могла рассказать ей такие вещи, о которых она никогда не слышала. Постепенно она это поняла. Думаю, я разбила ее сердце.
Берта не делала никаких комментариев.
— Очень важно, чтобы вы представили себе реальную картину.
— Я все представила.
— Сомневаюсь, миссис Кул. В юности я не была сорвиголова, как мальчишки, но также не была и сверхсексуальной недисциплинированной натурой, а была молодой девчонкой, которая с интересом присматривалась к взрослой жизни и стремилась к ней. Я не терпела лицемерия и фальшивой скромности, под которыми скрывалась суть поступков старших, Я любила испытывать жизнь и использовать любую предоставившуюся возможность. Это возбуждало. Мне не терпелось окунуться головой во все, что было создано для жизни и, казалось, должно мне понравиться. И вот я узнала, что у меня будет Карлотта.
Когда я это поняла, то нисколько не испугалась. И даже не испытывала особенного стыда. Просто была удивлена и немного поражена, что такое могло случиться со мной. Я ушла из дому и нашла работу в другом штате. Перед рождением Карлотты я связалась с одной организацией. Я не подписала отказ от права на моего ребенка, согласно которому мой ребенок мог быть удочерен и хорошо устроен в какую-нибудь семью. Дочь была моей. Я знала, что не могу ее содержать, но у меня было чувство собственности. Она всегда была моей, где бы мы ни находились. Помните, миссис Кул, это были времена, когда работа не была легкой, и я голодала.