— Возьмите, например, Элен. Ей было четырнадцать лет, она, как говорится, стояла на пороге жизни. Она всегда относилась ко мне с уважением. В ее жизни наступал такой период, когда моральные ценности — это главное. Если бы что-то случилось и она обо всем узнала… понимаете, мистер Мейсон, с того времени у меня появилась совсем другая цель в жизни, другие ценности. Я старался жить так, чтобы… Но какой смысл говорить об этом?
— Нет, это очень важно, — мягко сказал Мейсон.
— Собственно, это и все, — коротко сказал Шор. — Я стал больше интересоваться людьми — не тем, что они могут мне дать, а тем, что я могу сделать для них. И я осознал, что, по крайней мере, молодежь верит мне, полагается на меня. А я, — продолжал он, — знал, что я мошенник, но произносил все эти громкие слова; я, совершивший преступление и думавший, что оно останется нераскрытым, я имел безрассудство верить, что мне удается избежать расплаты.
Скажите мне, а этот Родни Френч не задавал вам никаких вопросов? — спросил Мейсон, подождав пока Шор успокоится.
— Нет. Понимаете, он сразу позвонил бухгалтеру Фрэнклина, чтобы проверить, говорил ли тот что-нибудь насчет чека. Когда ему подтвердили, что такое распоряжение было, он просто получил деньги и успокоился.
— В противном случае этот Френч мог бы вас шантажировать после исчезновения Фрэнклина Шора.
— Да-а… Мне показалось, что Френч, узнав про исчезновение Фрэнклина и про мое утверждение, что я не виделся с братом, заподозрил что-то неладное.
— И все же почему вы решили, что из-за этого брат отдалился от вас?
— А вы не понимаете? — спросил Шор с неподдельной мукой в голосе. — Газеты все это раскопали. Они напечатали кучу подробностей о финансовых операциях моего брата, о его банковском балансе, о че^ах, предъявленных в последние дни, и, конечно, упоминался тот факт, что последний чек, который он выписал, был на имя Родни Френча — на десять тысяч долларов.
— Вы не думаете, что брат простил вас, учитывая все обстоятельства?
— Я надеялся, что он поймет и простит, — сказал Джеральд, — но когда он объявился и позвонил Элен, а не мне… ну, вы сами все понимаете.
Мейсон вздохнул.
— Если лейтенант Трэгг узнает все эти факты, он пришьет вам обвинение в убийстве.
— Разве я этого не знаю? Я ничего не могу сделать. Наверное, я испытываю то же чувство, что и пловец, которого относит бурным течением к смертельному водовороту.
— Одну вещь вы все же в состоянии сделать.
— Какую?
— Держать язык за зубами, — ответил адвокат, — поручите мне говорить за вас. Но уж тогда говорить буду только я один.