Хранитель кладов (Васильев) - страница 105

А ведь он не обычную городскую страшилку рассказывает, больно уж сухо излагает. И интересно.

– Заколка уже на следующий день исчезла и всплыла только через неделю в квартире, где обитал гсушный следак, что этим делом занимался. Мать его пришла в гости и обнаружила все семейство сына давно остывшим. Двое детей, теща, он сам – все мертвы. Единственным живым обитателем оказалась жена, которая сидела на кухне и о чем-то беседовала…

– С заколкой, – перебил его я. – И что же это за украшение такое?

– Мы поздно спохватились тогда, – вздохнул Михеев. – Ведь уже после первой смерти было ясно, что дело темное. Но проморгали, потому Донна еще человек десять на тот свет спровадила.

– Донна?

– Донна Луна, – Павел уставился на меня. – Никогда о такой не слышал, верно? А между тем обитала в наших краях некогда такая особа. Давно, в самом конце семнадцатого века. Была она чародейкой, входила в свиту царевны Софьи. Откуда взялась на Руси – неизвестно, к какому роду-племени принадлежала – неясно. И лица ее тоже никто никогда не видел, поскольку оно всегда оставалось скрытым либо непроницаемой вуалью, либо маской, на которую были наклеены сотни осколков венецианских зеркал. Для понимания – венецианские зеркальщики всегда отличались своей приверженностью к тайным знаниям, так что ничего удивительного в этом нет. Донна очень быстро стала наперсницей царевны, после чего в той вдруг проснулась редкостная властность и очень сильное стремление занять престол. А после неожиданно и перспектива такая нарисовалась, так как внезапно и вдруг скончался Федор Алексеевич, законный государь. Ну, формально «внезапно и вдруг», а на деле все совсем не так обстояло. Просто в феврале 1682 года, аккурат после второй свадьбы государя, в Преображенском устроили «тиятер», и пьесу выбрали для постановки самую что ни на есть подходящую.

– «Макбетов», что ли? – озадачился я.

– Ну, до Вильяма нашего Шекспира тогда двор еще не дорос, потому все было проще. Давали «Бабу-ягу, костяную ногу». И Донна в этой постановке участвовала. Не в главной роли, естественно, сие перебор. Она выходила на сцену всего лишь раз и фразу произносила тоже только одну: «Смотри на меня неотрывно, и делай, что я мыслью тебе повелю». Думаю, бедолага Федор Алексеевич и посмотрел, и сделал, потому что через два месяца благополучно скончался. Официально – от цинги. Вот только откуда столь необычная болезнь могла взяться у двадцатилетнего мужчины? И, самое главное, как вовремя. Новая жена могла подарить престолу новых наследников, а род Апраксиных, к которому та принадлежала по рождению, был довольно многочислен и хваток.