– Но вы там тоже искали? – уточнил я.
– Разумеется, – кивнул Карл Августович. – А как же. Пыль – и только. Правда, пыль столетий.
Я подбросил на ладони медальку с Ильичом, затушил сигарету и предложил:
– Пойдем все же поглядим. Ну и еще раз по дому пройдемся.
Кстати, еще в институте нам рассказывали, что на иных московских чердаках относительно недавно такие редкости находили, что только ахнуть можно. В старом жилом фонде, имеется в виду в дореволюционном. Даже отдельная разновидность изыскателей старины имелась, их «чердачниками» называли. В основном их улов, конечно, заключался в старых книгах, предметах быта и прочей мелочевке, но иным везунчикам перепадали иногда и счастливые билеты, вроде картин старых мастеров, спрятанного от новой власти оружия или даже кое-какого золотишка в виде украшений. Правда, долго это счастье не длилось, какие-то дома пошли на снос, какие-то прикупили новые хозяева, которым незваные гости были не нужны.
А в Питере до сих пор, по слухам, таких чердаков еще полно, есть где любителям старины полазать.
Не соврал мой компаньон – пылищи оказалось немерено. По углам она вообще как сугробы лежала, что совершенно не странно, все десятилетиями же копилась. Это раньше здесь, скорее всего, горничная время от времени прибиралась, а как революция женщину освободила, так сюда никто больше с водой и тряпкой не хаживал. Детсадовским же нянечкам подобное даже в голову не приходило, у них и без того хлопот хватало.
А еще было видно, где в прошлый раз антиквар с подручными ходил, их следы были хорошо различимы.
– Все простучали, – подал голос Антон. – И потолки, и перекрытия, и пол. Пусто.
– Не совсем. Ты про несколько подшивок журнала «Мурзилка» забыл, – хмыкнул Виталий. – Старых, за семидесятые годы. Я их соседскому пацану отволок, думал, ему интересно будет про Ябеду-Корябеду почитать, так он их даже не открыл. А мне в детстве нравилось.
Оттаяли бойцы, в разговоры начали вступать.
Я прошелся по чердаку, почесывая нос, который моментально забился пылью. И правда, пусто.
«Тихо, – прошелестел в голове бесплотный голос. – Тихо-тихо-тихо. Он рядом, он тут».
«Он» – это что, обо мне? То есть клад меня боится? Это что-то новое!
– Ты что это насторожился, друг сердешный? – встрепенулся антиквар, внимательно следивший за мной. – Вижу, услышал ты его! Где он?
– Пока не знаю, – пробормотал я, крутясь на месте. – Где-то рядом.
– Пол будем вскрывать? – деловито уточнил у хозяина Антон. – За инструментом идти?
– Да погоди ты, – отмахнулся от него Шлюндт. – Валерий, ну же!
Ну же, ну же. Ничего не понимаю. Снова тишина. Где же ты есть-то?