Фёдоров подмигнул сыну. Лиза принесла с кухни большой керамический чайник, украшенный орнаментом из цветов и золотой каёмкой. Она поцеловала пасынка в темя, её длинные русые волосы спали ему на нос, Матвей скорчил недовольную, но шуточную гримасу. Женщина поставила чашки с чайником на небольшой столик и ушла обратно в дом.
— Спасибо, дорогая! — вслед поблагодарил Лизу Фёдоров-старший.
— Я волнуюсь, папа. — Матвей опустил глаза, пока его отец разливал чай, — Я не знаю чего мне ждать и мне реально страшно. А ещё каждый не забывает упомянуть, что я твой сын.
— Ну, это ж хорошо, — Евгений Николаевич улыбнулся, — пусть знают кто ты и из чьей семьи. А то, что тебе страшно — это тоже хорошо. Было б хуже, если бы ты бросался на амбразуру. Страх говорит о том, что ты будешь очень тщательно взвешивать каждый свой шаг. Сценарий сценарием, но никто не застрахован от форс-мажоров. И ты это знаешь, помнишь об этом. Марченко тебя прикроет. Так что не переживай так сильно.
— Спасибо, пап. Правда. — Матвей сделал аккуратный глоток свежезаваренного чая с корицей, — Ты бывал там?
— В самой К7—217 — нет. Заглядывал по соседству. Но это было аж в 89-м, так что, думаю, многое изменилось с тех пор.
— Вот и узнаем. — улыбнулся Матвей.
— Седьмая классификация меня всегда пугала. — признался отец, — Как и шестнадцатая. Потому я старался держаться от них подальше. Забавное совпадение, да сынок?
— Какое?
— Твоё первое задание там, куда я бы не хотел тебя отправлять ни при каких обстоятельствах.
Матвей пожал плечами.
— Стечение обстоятельств.
— Или приказ свыше. Чёрт его знает. Они могут.
— В любом случае — это хороший старт. Сложный, но хороший.
— И опасный. — Евгений Николаевич наклонился к сыну, — Я тебя очень прошу, будь осторожен.
— Хорошо, — сказал Матвей, — буду. В конце концов у меня были лучшие учителя, главный из которых — ты.
Старик улыбнулся и отклонился на спинку плетёного кресла.
Матвей допивал кофе по-американски на площади перед станцией метро «Маяковская». Он специально приехал на пятнадцать минут раньше, чтобы лишний раз показать свою собранность, ответственность и полную готовность к делу. Хотя, конечно, внутренне он был совершенно не готов.
Марченко вышел из вестибюля в 7:24. Его длинный плащ и шляпа смотрелись старомодно в мире, где правят бренды, а еле пробивающаяся щетина и мешки под карими глазами говорили о том, что он вчера сделал в точности всё, что посоветовал своему юному напарнику. Егор сразу заметил одинокую фигуру Матвея. Вокруг не было ни души, только скромный молодой парнишка, попивающий кофе на одной из лавок. 7:30 — это слишком рано для работающей Москвы. Марченко подошёл к Фёдорову-младшему и протянул руку.