— Да! — уверенно крикнул Матвей.
— Это честь для нас. — добавил Марченко.
Люди засвистели от радости и громко хлопали в ладоши. Элина, стоявшая недалеко от Старшего уже не скрывала улыбки.
Она прекрасно выглядела. В тот вечер ей хотелось выглядеть потрясающе для своего мужчины. Длинное узкое платье, подчёркивающее грудь и бёдра, аккуратные туфельки на небольшом каблучке и сиреневый платок, который дала её мама. Образ девушки получился домашним, но очень изысканным, и Матвей, конечно, это оценил.
— Тогда, — продолжил Старший, — я прошу подойти старожил. Тех, кто составляет Совет. Тех, кто видел, как совершалась история. Владилен. Иван. Роза. Игнат. Подойдите и вы, и скажите мне, как старожилы: готовы ли вы принять этих двоих к нам?
Первой вышла дама, лет пятидесяти с хвостиком. Красная косынка скрывала её длинные седые пряди, она держала подол юбки, чтобы не запачкать его.
— Я Роза. Старожила Просветления. Я видела их, но не говорила с ними. Слова в моём видении — пустота. Важны действия. И действиями своими они доказали, что достойны. Я говорю: любо.
Следом за ней вышел лысый мужчина, немногим старше Розы. Душка его толстых очков была приклеена синей изолентой, а потёртые брюки и пиджак поверх шерстяной жилетки придавали профессорский вид.
— Я Владилен. Я им… м… мел честь пог… г… говорить с одним из б…б…братьев. Мне б…б…лизки по духу их цен… н… ности. Я в…в…верю, что они смогут вп… п… писаться в наш б…б…быт. Я г…г…говорю: л…л…любо.
— Я против! — послышался скрипучий голос. Из толпы вышел худощавый мужчина в спортивной куртке и рабочих брюках. Его седая голова казалась просто огромной из-за взъерошенных волос, — Нечего им тут делать! Вы чем вообще думаете?! А?! У нас итак ртов не прокормить. Танька, вон опять беременная ходит. Мы еле-еле выживаем. Пусть катятся куда хотят. Не было им суждено с нами идти. А то, что посидели в клетке… Доказали… По мне — мало посидели.
— Ты, Игнат, всегда говоришь, что думаешь, — сказал Старший, — но что сейчас демагогию разводить? Твоё решение?
— Нелюбо мне! Нелюбо! — отрезал Игнат.
— Что скажет Иван? Ты, товарищ мой, меня знаешь всю жизнь. Всегда отличался прагматичностью. Говори сейчас.
— Старче, — начал невысокого роста мужчина с низким голосом, — я тебя уважаю. Как и каждого в Просветлении. Помню я разное. Давайте, товарищи, обратимся к истории? Декаду назад привели мы Мишку-разбойника. Разбойником-то напомнить почему прозвали? Он заверял нас, что готов следовать по пути. Готов жить с нами по нашим канонам, помогать, оберегать, а сам что? Хотел сместить Старшего! Покушался на самое дорогое — жизнь! А три года назад? Напомнить вам о Ромке? Тоже всё хорошо начиналось. Приютили, едой делились, выходили. А он обрюхатил Линку, да вспоминай как звали. Дурак, вместо того, чтобы откуда пришёл пойти, отправился к Москве, да и не стало его, поди. Нас очень мало, товарищи. И мне хочется верить, что братья будут служить Просветлению верой и правдой. Но вы, товарищи, знаете меня. Чуйка у меня работает как часы. Всегда её я слушаю. И вам советую. Не имею я ничего личного против вас, ребята, но чуйка мне подсказывает, что пострадаем мы, если вы здесь останетесь. Я говорю: нелюбо.