«Это просто искусство мухляжа, да и всё, — объяснял он Илье затем, когда убедил его позаниматься. — Почти любое решение школьной задачи — это подгонка под решение квадратного или кубического уравнения, умеешь это делать, считай, тройка или даже четверка в кармане».
«Да и больших книг бояться глупо, это просто вариации всякой глупости знакомой, — сказал студент, когда дела с математикой, едва ли не вопреки воле самого Ильи, пошли на лад, а сочинение еще пугало. — Попробуй прочитать и сравнить. Это просто называется громким словом „классика“, а на деле — вполне себе интересные книги, только к некоторым нужно привыкнуть, ну, как к вкусу какому‑нибудь. „Горе от ума“ — это усложненная сказка про медведя, который другим зверям дом разломал. Лев Николаевич — „Ежик в тумане“: дуб выплывает из мрака, лошадь возвышается над ежиком, как Наполеон над Болконским. И так же совершенно со всем остальным. А если выучишь слова „сюрреализм“ да „экзистенциальный“, а еще лучше словосочетание „экзистенциальная драма“, тебя в ПТУ на руках занесут, может, даже не станут спрашивать, что ты имел в виду, когда это написал».
Студент будто и появился только для того, чтобы подготовить Илью к экзаменам и пропасть. Илья даже попрощаться с ним не успел, застал уже пустую комнату и, хотя и не выдал этого, переживал больше, чем после смерти бабушки, и потому переживал еще и из‑за этого.
Илья отучился на оператора‑наладчика станков с ЧПУ, затем сходил в армию, где тоже оказался пристроен за станком — делал фигурную резьбу для мебели, производство которой наладил на территории части предприимчивый полковник, затем вернулся домой и по рекомендации этого самого полковника чуть ли не в день приезда устроился на работу.
Почти сразу навалилась халтура. Илью так увлекла эта постоянная активность, когда на раз в две или три недели выдавался единственный день отдыха, так понесла работа, что он не сразу заметил, насколько это тяжело, будто усталость описала некий полный круг, зашла с другой стороны и стала даже бодрить в течение рабочего дня. Несколько лет подряд Илья приходил домой, ужинал, отмечал очередного жильца, жиличку, бывало и так, что сразу семейную пару, да еще и с ребенком, мылся, уходил к себе в комнату и не засыпал даже, не вырубался, а такое было, словно кто‑то батарейки из него вытаскивал, но и этому спасительному мраку фоном служили телевизор, разговоры, ходьба, покашливания, плач чужого ребенка. Илья стал намекать матери, чтобы она завязывала со сдачей комнаты очередным жильцам, поскольку утомительно было в единственный выходной ждать своей очереди в ванную, тесниться на кухне. Деньги, в конце концов, имелись уже. «Раз есть деньги — съезжай, у меня тоже планы, я еще молодая вполне себе женщина», — сказала мама. Связаны эти слова были с тем, что к ним как раз подселился ровесник мамы — сорока с чем‑то завскладом с серьезными намерениями. По‑хорошему, нужно было просто встретить его на улице, слегка намекнуть, чуть‑чуть потолкать в плечо, однако вместо этого Илья действительно снял квартиру с мебелью в другом конце города и в тот же день запихал все свои вещи в рюкзак и переехал двумя трамваями на новое место.