Я повернулся и медленно пошел прочь, но похитительница окликнула меня:
— Подождите. Я должна взять Славину фотографию. Можно?
Эта вздорная девчонка решила, что может распоряжаться в музее, как в собственном доме: захотела — повесила, захотела — сняла. Я промолчал. Я ждал, что она скажет.
— Понимаете, он скоро приедет домой. Он был ранен в бою на границе. Он залег с пулеметом, а их было десять. Он не пропустил их… Когда пришло письмо, я повесила сюда его фотографию.
Я посмотрел в сторону Славы Афанасьева, и мне показалось, что там, на границе, вместе с ним залегли и вели огонь по тем, кто посягнул на нашу землю, и эти четверо ребят из Красного Куста. И кто знает, что было бы со Славой, если бы их не было рядом.
— Зачем же именно теперь снимать фотографию? — тихо спросил я.
— Вы не знаете брата, — печально сказала девочка. — Если он увидит свою фотографию в музее, он знаете что со мной сделает! Он меня в детстве поколачивал.
И снова у Красного Куста осталось четверо бойцов. Историческая справедливость была восстановлена. Но меня огорчала эта справедливость, ведь Слава Афанасьев как бы связывал четырех погибших разведчиков с сегодняшней жизнью. Он был принят в их товарищество как равный. И каждый раз, проходя мимо, я испытываю непонятное щемящее чувство, словно этих ребят всегда было пятеро, а теперь один из них ушел навстречу новым боям.