Рукопожатия границ (Яковлев, Кальчик) - страница 98

— Бросайте оружие! — приказал я, выйдя из укрытия.

Но ни один не шевельнулся. А оружие у них было, в этом мы не сомневались. Ярда остался в укрытии, чтобы на всякий случай подстраховать меня, а я направился к тем четверым обезоружить их. И тут, едва успел подойти к первому, услышал крик Ярды: он предупреждал меня об опасности. Но поздно. Кто-то уже набросился на меня сзади. Высокий и сильный, он левой рукой обхватил мою шею, а правой приставил к спине пистолет.

Нарушители, стоявшие с поднятыми руками, тут же пришли в себя. Один из них засмеялся:

— Так на так, — сказал он Ярде, лежавшему в кустах, — или ты нас отпустишь, или ему не жить…

Можно было понять чувства Ярды в этот момент. Что он должен был делать? Мы жили с ним душа в душу не один год, делились друг с другом самым сокровенным. А теперь он будет свидетелем моей смерти…

— Не двигаться! — крикнул Ярда нарушителям.

Ситуация была угрожающей, было ясно, что через мгновение-другое…

И тут я принял решение. Единственное, какое осталось. Едва удалось немного вывернуться и освободить горло, я успел, как старший наряда, дать Ярде приказ.

— Стреляй! — крикнул я. — Стреляй!

Человек, душивший меня, засмеялся.

— Ишь какой ты… — услышал я его голос. Такой знакомый голос! И в этот момент раздались выстрелы. Вахмистр Главатый выполнял приказ. Моя левая нога вдруг отяжелела, я почувствовал резкую боль в боку. Но меня уже никто не душил…

— Бросайте оружие!

Потом вахмистр Главатый наклонился надо мной, чтобы сделать перевязку.

— Сначала займись этим, — сказал я, поворотом головы показывая себе за спину.

— Смотри, Новотный! Перевязка ему уже не нужна. И та самая его «девятка» при нем. Помнишь ее? — Главатый, не спуская глаз с четверых задержанных, снова наклонился надо мной и сказал шепотом: — Гонзу тоже так…

— Да, — подтвердил я.

…Вот и вся история. Нарушители на нашем участке больше не проходили.

Того, пятого, товарищи взяли в лесу на другой день утром. А я в это время был уже в госпитале. Ярда всегда был замечательным стрелком, могу судить по собственному опыту.

Из госпиталя вернулся опять на заставу. Так и служу. А моя жена… Она, понимаете ли, долго не могла понять, какому делу я служу. Ревновала… к моей работе. Но время одиночества — моего и ее — сделало свое. Она поняла — и вернулась. Хорошая жена — резерв командира, не так ли?

Лейтенант Иржик встал.

— Ну а об этом случае… лучше бы о нем совсем не писать. Я ведь просто выполнял свой долг, вот и все…

Перевод П. Серебрякова.

У сержанта Рогульского были светлые кустистые брови, под которыми скрывались глубоко запавшие глаза. А красивый высокий лоб обезображивал большой синеватый шрам. Когда Рогульский рассказывал нам о первых годах, проведенных на границе (он любил вспоминать пограничные были), то живо жестикулировал и сильно морщил лоб. Тонкая кожица вокруг шрама натягивалась, образуя сеточку из множества мелких бороздок. С этим шрамом связана одна интересная и поучительная история. Однако не будем забегать наперед…