— А стоит ли вообще туда лезть? — я посмотрел на Николая Ивановича тревожным взглядом. Он сидел как ни в чем не бывало, как будто все это касалось чего-то далекого и отвлеченного.
— Вообще то, — сказал он, — сам академик считал, что не стоит. Как я уже говорил, исследования он прекратил и утверждал, что духи, являющиеся к нам из параллельных миров, нечистые, общаясь с ними можно и душу загубить.
— Тогда зачем же этим заниматься, других, что ли, дел мало?
— Это все любопытство человеческое! Ребенок ломает любимую игрушку, чтоб посмотреть, а что там внутри? Его детский ум еще не может познать содержимое игрушки, постичь принцип действия, но игрушка уже сломана и восстановлению не подлежит, ему покупают новую, но он ломает и эту, потом родители дают ему по рукам, и говорят: «Нельзя!». Ребенок плачет, прячется от родителей, но упорно продолжает ломать игрушки. Так уж устроен человек, и ничего поделать с этим невозможно. Дойдя до края, он всегда пытается за него заглянуть, даже если это грозит падением.
— Так что же, будем ждать, пока нам дадут по рукам и скажут: «Нельзя»?
— Так, ведь не раз уже давали! Не помогает. Но если бы не это свойство любопытства, присущее человечеству, то не летали бы мы с тобой сейчас на самолетах, а в лучшем случае, ездили бы на телеге.
Я представил себе такую картину:
Вот я, в авиационной форме, лихо сдвинув набекрень фуражку с эмблемой гражданской авиации, сижу на облучке, придерживая вожжи. «Режим взлетный, кнут держать!» И бортинженер, замахиваясь кнутом над спинами лошадей, кричит в ответ: «Режим взлетный, параметры в норме, кнут держу!» Кнут со свистом делает петлю, и тройка гнедых лошадей рвет, как три движка «сто пятьдесят четвертого» на взлете, оглашая пространство храпом и топотом копыт, и штурман у меня за спиной на полу, на не струганых досках телеги, подпрыгивая и клацая зубами на каждом ухабе, стараясь перекричать конский топот и храп, бодро докладывает: «Скорость растет!». И понеслась тройка по пыльной, ухабистой дороге, как лайнер по взлетной полосе.
Картина пронеслась перед глазами, вызвав улыбку.
— Чему улыбаешься? — спросил Николай Иванович.
— Да, вот представил себя на облучке с кнутом в роли кучера.
— Что, даже смешно стало? А ведь это более естественно для человека, чем управлять огнедышащим драконом. Не дал Бог человеку крылья. А человек хотел летать. Вот привязал к себе два самодельных крыла, прыгнул с колокольни, и разбился. Так и бились, пока не взлетели, да и сейчас бьются, но все равно летают.
Доводы Николая Ивановича несколько убедили меня, но отнюдь не успокоили. Нужно, наверное, рассказать о себе все, то, что я никогда никому не рассказывал, в своих попытках найти летную работу. И я решил.