– Я все еще верю, – наконец ответил он. – В Бога Света, Богиню Ночи и в их Четырех гребаных Дочерей. Ведь существует же это место. Ты существуешь. Очевидно, у Темной Матери еще есть какие-то козыри в рукаве. – Меркурио пожал плечами. – Но этим миром правят люди, а не божества. И несмотря на всю кровь, все смерти, все жизни, которые мы забрали во имя ее, она по-прежнему охренительно далеко.
– Ближе, чем ты думаешь.
– Клянусь всем святым, если ты скажешь, что она живет в храме моего сердца, мы выясним, может ли кто-то воскреснуть дважды.
– Вообще-то не может, – летописец пожал плечами. – Даже у Матери нет такой силы. Умерев однажды, ты можешь вернуться с ее благословения. Но если пересечешь границу Бездны дважды? Исчезнешь навеки.
– Эта угроза была риторической.
Элиус усмехнулся, затушил сигариллу о стену и спрятал окурок в карман жилета.
– Иди за мной.
Летописец навалился на свою тележку и покатил ее вниз по длинному пандусу с бельэтажа в читальню. Затягиваясь сигариллой, Меркурио наблюдал, как он ковыляет.
– Пошевеливайся, мелюзга! – рявкнул Элиус.
Епископ Годсгрейва тяжко вздохнул и, оттолкнувшись от стены, последовал за летописцем по пандусу в библиотечную обитель. Плечом к плечу они бродили по лабиринту из полок в окружении красного дерева и пергамента. Элиус то и дело останавливался и бережно ставил на положенное место одну из возвращенных книг из тележки. Полки были слишком высокими и заслоняли обзор, а все проходы выглядели одинаково. Вскоре Меркурио безнадежно запутался в них и гадал, как, ради Матери, Элиусу удавалось не потеряться в этом месте.
– Куда, ради бездны, мы идем? – проворчал он, потирая ноющие колени.
– В новую секцию. Они постоянно тут возникают. По крайней мере, когда хотят, чтобы их нашли. Я наткнулся на нее почти два года назад. Прямо перед прибытием твоей девчонки.
Оказавшись во тьме, Меркурио услышал шорох гигантских книжных червей, снующих среди полок. Их кожистые шкуры царапали каменный пол, вибрирующий от низкого, громоподобного рычания. В прохладном и сухом воздухе раздавалось слабое эхо песни прекрасного хора. Несомненно, в этом месте чувствовалась умиротворенность. Но Меркурио сомневался, что смог бы провести тут вечность с тем же спокойствием, с каким это делал Элиус.
Они завернули за длинную, слегка загибающуюся полку. Подходя к рядам пыльных томов в старых кожаных и полированных деревянных переплетах, Меркурио осознал, что поворот медленно сужается – что полка превратилась в постепенно закручивающуюся спираль. И где-то у ее сердца, окутанного тьмой, Элиус остановился.