– ПРОЩАЙ, МИЯ КОРВЕРЕ, – сказал Трик, отпуская ее руку.
– …И это все?
– ЭТО ВСЕ.
Между ними с шепотом пронесся одинокий и тоскливый ветер.
– В жопу все это, – выдохнула Мия.
Она смяла его рубашку в кулаках. И, встав на цыпочки, притянула Трика для поцелуя в его идеальные губы. Он обхватил ее руками, его тело прижалось к ней, губы приоткрылись. Сжал ее так крепко, что чуть не сломал. Головокружительный поцелуй. Бесконечный поцелуй. Поцелуй, полный печали и сожаления обо всем, кем они могли быть; поцелуй любви и тоски по всему, что между ними было; поцелуй радости от того, кем они были друг для друга в этот момент. Навеки связанные кровью и чернилами, часть истории друг друга – древней, как само мироздание.
Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Не хотела, чтобы это было реальностью. Вообще ничего не хотела. Но Мия Корвере знала лучше других, что мы не всегда получаем желаемое. И она отстранилась. На секунду прижалась к нему лбом. Ее щеки намокли от слез. Взяв лицо Трика в руки и отведя дред, упавший на его бездонные глаза, всмотрелась в эту тьму между звезд и прошептала:
– Прощай, дон Трик.
– ПРОЩАЙ, БЛЕДНАЯ ДОЧЬ.
– Помни меня.
– ВСЕГДА.
Мия запрыгнула на верблюда, взглянув на восточный край горизонта.
Смахнув слезы, двинулась в путь.
И ни разу не оглянулась.
Шепот становился громче.
Она путешествовала по ашкахской пустыне уже семь перемен, оставляя за спиной длинную и одинокую тропу в пыли, уходящую на запад. Песок был красным, как ржавчина или давно запекшаяся кровь. Небеса – меланхоличного оттенка индиго. Через пару часов Саан исчезнет за краем мира; от него осталась лишь тоненькая полоса, освещавшая горизонт убийственным багровым сиянием. Вскоре за своим угрюмым близнецом последует и Саай, но пока наименьшее из солнц упрямо цеплялось за небесные просторы, и последний глаз Всевидящего оставался открытым.
Но очень скоро Аа придется выпустить небо из своей хватки.
И тогда наступит ночь.
«И его смерть».
Мия смотрела на дорогу впереди, прищурив глаза от жалящих ветров. Слезы на ее щеках давно высохли, как и земля впереди. По мертвой почве, как черная паутина, расходились миллионы трещин. Мия была в самой глуши пустыни – за границами большинства карт Итрейской республики. На востоке раскинулся серп из темного гранита, известный как Черногранные горы. Острые пики и шпили хребта тянулись на юг, его каменные кулаки пронзали небеса. Согласно карте на коже Эшлин, между горами извивалась узкая тропа, которая выходила к руинам Ашкахской империи.
К Короне Луны.
Мия понятия не имела, что ее там ждет. Несомненно, женщина, которая сильнее ее. Женщина, которая жила в окружении теней еще с дореспубликанских времен. Женщина, охваченная безумием, которая ненавидела Ночь и ревностно охраняла то, что могло спасти брата Мии от его незавидной участи и тем же росчерком меча положить конец извращенным амбициям ее отца.