– Я скучала, – наконец выдохнула ее мать.
Тишина стала такой всепоглощающей, что едва не оглушала.
– Это он? – спросил отец.
– Ты сам знаешь.
Тогда Мия захотела вмешаться, сказать, что это она – а никак не «он». Но, опустив взгляд, дитя уловило странное видение в зеркальном отражении на камне/стекле/льду под своими ногами.
Она видела себя – бледная кожа, длинные темные волосы, струившиеся по худым плечам, и раскаленные белые глаза. Но за ее спиной маячило очертание, вырезанное из тьмы; черное, как платье матери.
Оно смотрело на Мию своими не-глазами, его контуры подрагивали и искажались, подобно трепещущему пламени без огня. Из плеч и макушки вырастали языки тьмы, напоминая дым от горящей свечи. На лбу был нарисован серебряный круг. И, словно зеркало, этот круг ловил свет от тоги ее отца и отражал его бледным и ярким, как глаза Мии, блеском.
Посмотрев на этот идеальный круг, она поняла, что такое лунное сияние.
– Я никогда тебя не прощу, – сказал ее отец.
– Я никогда и не попрошу об этом, – ответила мать.
– Я не потерплю соперников.
– А я – угроз.
– Я – могущественнее.
– Но я была первой. Полагаю, эта ничтожная победа греет тебя по ночам.
Тогда отец посмотрел на нее, и его улыбка стала темной, как синяк.
– Хочешь знать, что греет меня по ночам, малышка?
Мия снова взглянула на свое отражение. Наблюдала, как бледный круг на ее челе разбивается на тысячу мерцающих осколков. Тень у ног Мии раскололась, потянулась во всех направлениях и, клубясь, приняла форму ночных созданий: кошек и волков, змей и ворон, и форму чего-то бесформенного. Из ее спины, подобно крыльям, выросли чернильно-черные струйки, из каждого пальца – лезвия из мрака. Она услышала крики, становившиеся все громче и громче.
И в конце концов поняла, что кричит она сама.
– Многие были одним, – сказала мать. – И станут снова.
Но отец покачал головой.
– Ты – моя дочь, во всех смыслах этого слова.
Он поднял на горящей ладони черную пешку.
– И ты умрешь.