Председатель правления — Лубков
Зам. предправления — Ухваткин».
Да, это он занимался тогда бумагами, это его собственная рука, потому как среди мастеров был единственным, кончившим десятилетку, самым грамотным, молодым и активным, — выступал на собраниях, регулярно читал газеты, разбирался в политике. А теперь вот он сам председатель, казалось бы, все у него в руках… А, черт! Хватит! Сегодня суббота, может же он хоть разок позволить себе отдохнуть!..
С треском задвинув ящик, он вызвал дежурного конюха, велел заложить в тарантас артельского жеребца.
На улице коротко бросил:
— К Золотякову, в Долгово!
Золотяков был тоже из иконописцев, но только в третьем колене. Дед его, Иван Евдокимович, дом и хозяйство в деревне имел, а иконы писать уезжал в Москву, на Рогожку. Раз в году лишь, на Пасху, семью свою проведывать приезжал, а случалось, и по два года в родную деревню не заявлялся. Так там и помер, в первопрестольной, в холерный год от холеры. Отец Ильи, Елизар Иваныч, тот прожил в Долгове всю свою жизнь и писал «минеи» и «праздники». Мелочному письму обучался он у Мамыкина Финоген Федосеича, в самой старой и древней в селе мастерской, напоминавшей омшаник, какие встречались разве у кустарей-одиночек, катавших войлок для хомутов. Стояла она на дальнем конце Слободы, с обитой истрепанным войлоком дверью, по самые окна ушедшая в землю и чуть не до крыши заросшая лопухами, крапивой. Солнце едва пробивалось в слепые ее окошки, безнадежно запутываясь лучами в плотных слоях табачного смрада, в котором смутно виднелись фигуры иконописцев в красных и синих посконных рубахах, склонявших длинноволосые бородатые головы над левкашенными иконными досками.
Мастера сидели на чурбаках, подложив под худые зады рваную одежонку. Между ними прохаживался хозяин, сам Финоген Федосеич Мамыкин, а попросту — Федосеич, сухонький, с рыжизной старичок в ходачках[26] на босу ногу, в очках на круглом коротком носу и в густо заляпанном красками кожаном фартуке с нагрудником. Весь он пропах томленой олифой, которой насквозь была пропитана мастерская. Сам непревзойденный мастер мелочного письма, он тоже работал вместе со всеми, — олифил, иль «фикал», готовый товар, придавая иконам мягкий и золотистый оттенок.
В его мастерской писались «минеи», иконы особенной сложности, многофигурные. Порой на одной в полтора аршина доске писалось целых двенадцать клейм, или двенадцать «месячников». В каждом таком клейме размещалось по тридцать фигур святых. Да надобно было еще на доске написать двенадцать клейм двунадесятых праздников и двенадцать же клейм «страстей господних».