Пасечник расхохотался.
— Молодец, моя маленькая русская Вера, — сказал он одобрительно. — Ты так брызжешь ненавистью, что я ее просто чую, — он с наслаждением потянул носом и блаженно зажмурился. — Я в тебе не ошибся. Ты вполне готова к посвящению Сатане.
И он пошел к нам, широко улыбаясь и раскрыв объятья.
То, что произошло в следующий момент, я не смогу достаточно достоверно описать, даже если меня будет умолять об этом вся Академия наук вкупе с Нобелевским комитетом. Выстрел? Нет, выстрела не было. Просто с Тошкиной протянутой вперед ладони сорвалась бесшумная голубая молния и ударила Пасечника в грудь так, что он пролетел по воздуху несколько метров, сшиб парочку своих соратников, свалившихся, точно кегли, и упал спиной на алтарь.
Кто-то завопил — кажется, вернувшаяся Магда. Кто-то метнулся к выходу из подземелья. Таня внезапно оказалась рядом со мной, она прижимала к себе своего сына и что-то бормотала, не переставая, но не было слышно ни звука. Я, точно оглушенная взрывом, бездумно уставилась на ее губы. Наверное, я сошла с ума, потому что негритянка шептала по-старославянски.
«Отче наш, Иже Еси на небесех,
Да святится Имя Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет Воля Твоя,
Яко на небеси, и на земли…»
Крики ярости и страха перекрыл одышливый голос пожилого копа, возникшего в дверях:
— Это… ну… всем стоять. Полиция. Положите оружие на пол.
Я едва успела подхватить Тошку. Его голова упала на мое плечо. Во внезапно наступившей тишине раздался слабый голос Нэнси:
— Вот блин… Ущипните меня кто-нибудь поскорее!
— Знаешь, что? — Нэнси обернулась на сиденье и скорчила Тошке ужасную рожу. — Когда тебе в следующий раз взбредет на ум поизображать Гарри Поттера, ты хотя бы предупреждай. Я чуть Богу душу не отдала, между прочим. Открываю глаза — блин горелый, лежу на камне, задница мерзнет, ноги раздвинуты, как в кабинете у гинеколога — ну, думаю, видать, я на аборт пришла и после веселящего газа так забалдела… Интересно, думаю, выскребли уже, коновалы, или еще нет?.. Приподнимаю голову, гляжу — Антон висит под потолком и глазами сверкает, вылитый Дамблдор в гневе. Ну, я, от греха подальше, обратно в обморок — бульк!.. Открываю глаза второй раз, смотрю, меня на руках держит мужчина моей мечты, и ни один, блин, мускул у него не стоит… прости, Иван, — не дрожит. А возле дверей, вообразите, Тошка, весь в кровище, и Вера — кудряшки чуть ли не дыбом стоят, искрят, как у бешеной кошки, перед ними стоит такой светящийся… кто-то… с рогами, блин. В красном таком трико. Короче, Гёте, блин, Фауст. Мне скучно, бес, мне скучно без тебя, — как Игорь Петров по кличке Лабас однажды заметил. Ну, думаю, на хрен такие приколы, больше веселящий газ не употребляю, отдам врагу, ну его на хрен… И вообще, думаю, с абортами пора завязывать, лучше рожу кого-нибудь, самое время по пеленкам приколоться… Тем более, прямо перед глазами маячит черная мадонна с младенцем, и такая прелесть этот младенец, что мне прямо тут же захотелось его схватить и потискать. Но мадонна, вижу, потискать не даст, и вообще она вся в сиянии, как Дева Непорочная, куда там потискать… Разве что приложиться к пяточке розовой. У негров розовые пятки, умора, блин, может, они правда наши братья?.. И тут, смотрю, Антон руку поднимает, и, типа, производит такой бада-бум с фейерверком. Голой рукой! Этот, в красном, натурально, улетает к хренам, как Темный Лорд, сраженный Люком Скайвокером в честном поединке. Ясно, думаю, надо поменьше смотреть киношки и побольше умных книжек читать. А то уже мерещится. Жду, когда санитары прибудут, тут Тошка вырубается, а вместо санитаров возникает жирный коп с обалдевшей мордой и велит всем положить оружие. Никакого оружия ни у кого нет, главное. Но все падают на пол и лежат тихо. Тише Тошки. Только Вера, смотрю, сидит и что-то боромочет. Что ты там бормотала, Вера?