— Ты знаешь, — вспоминает он вслух, — у нас в седьмом классе преподавал литературу безграмотнейший человек. Козлом мы его прозвали. И вот он, если не успевал за урок рассказать то, что намечал по плану, обращался к нам: «Извините, я не уклался». А мы хором успокаивали: «Ничего, Федор Фролыч, укладетесь в другой раз».
Лешка заливается. Ох, уморил!.. Потом спрашивает серьезно:
— Витя, а есть у тебя братья, сестры? Какие у тебя родители? Расскажи.
Зачем ей надо было это спрашивать? Лицо Шеремета мрачнеет. Он, видно, слишком поддался душевной расслабленности, а она ни к чему. Может быть, наивность и непосредственность этой девчонки тоже ложь? Он говорит умышленно грубо:
— Меня жизнь столько раз тыкала мордой о булыжную мостовую, что никакие поэтические слюнки вроде твоего стихотворения уже не проймут. На земле счастья нет. Это я точно знаю… Ну, бывай здорова!
Он поворачивается и уходит.
Прямо бирюк какой-то, вдруг бросает, не доведя до дому…
Опять льет дождь. Понурясь, Шеремет идет мимо городского парка. Вечереет. Тело закоченело от промокшей одежды. На душе скверно. От дождя, грязи или тоскливого ощущения одиночества? Или оттого, что страшный круг, смыкаясь, не выпускает его?
Вчера чуть не подрался с Валетом: тот заставлял пить, а ему не хотелось. Валет кричал:
— Думаешь чистеньким ходить? Так уже обвалялся, никуда от нас не смоешься. Мотали мы таких. Колонию забыл? Кто ты, забыл?
Нет, этого он не забыл. Валет — плюгавая гнида, а пакости в нем — через край. Сидел несколько раз и все не успокаивается.
У Валета бескровное, без выражения, расплывчатое лицо. Ему двадцать один год, но дашь и тридцать пять…
Он зачем-то осмаливает огнем от спички мундштук папиросы, прежде чем раскурить ее. Гундося, паясничает:
— Я покинул преступное царство, а мне не создают должных условий зизни…
Валет умышленно коверкает слово «жизнь». Сбросив с колен Зинку, возмущенно выпрямляется:
— Заставляют работать лопатой, а мне это медициной запрещено…
Валет склонен к «загадочности». Так, недавно, объявив себя главой шайки «Голубое кольцо», он приказал своим подданным на указательном пальце вытатуировать кольцо.
Шеремет и здесь не подчинился:
— Я не в твоей шайке и не собираюсь в ней быть.
Валет, надвигаясь тощей грудью, грозил:
— Все пальцы обрежу, в помойку выброшу!
Видно, надо отсюда податься куда-нибудь подальше, иначе пропадешь!
К стр. 52.
На секунду возникло лицо Лешки. Смотрит с осуждением и надеждой. Такая славная, непримиримая к неправде… Нет, плохой он для нее… А обманывать не станет. Кого-кого, а ее не станет… Лучше уехать… Может быть, так приблизится к ней…