— Сынок, осторожней, косяк.
Мужик пригнул голову и буркнул:
— Спасибо, пап.
Сердце щемануло. Сынок. Неужели надо стать калекой, чтоб отец так называл своего сына? Или нет?
Приглашаю присесть. Отец подводит сына к стулу и, убедившись, что тот в порядке, устраивается сам у стеночки. А ведь он лишь чуток ниже меня, просто рядом с сыном рост скрадывается.
Знакомимся. Великана зовут Игорь, ему двадцать семь лет. Хм… Удивлён. А чего голова наполовину седая? Причина проста. Война. А он — старлей спецназа. Боюсь даже представить, что он видел в своей жизни. И тут я задал странный вопрос, обращаясь к отцу, сам не понимаю, как вырвалось. Ведь хотел узнать, почему Игорь в тёмных очках, ведь бабка сказала, что он не совсем ослеп.
— Скажите, Виктор Андреевич, а когда вы начали Игоря сыном называть?
— Э-э-э… Простите, — не понимает, — я никогда не сомневался, что он мой сын.
— Мне кажется, — улыбается Игорь, — что Тимофей имеет в виду совсем другое. Ведь так?
— Да, — и дрогнувшим голосом интересуюсь у парня: — Ты помнишь?
Кивает:
— Когда в больнице оказался. Веришь, нет, сколько воевал, а кроме пустячных царапин ничего. А тут контузия и кома. Выжил чудом. И знаешь, как прозрел батя… Пить бросил.
— Игорь! — мужичок вскакивает, но, повинуясь жесту сына, садится.
— Не шуми. Сколько ты матери нервов вытянул?
— Так я ж пальцем никогда…
— Это да, — Игорь кивает. Чуть помолчав, продолжает: — Знаешь, Тимофей, я даже рад, что так вышло. Батя человеком стал, а у меня ведь ещё две сестрёнки, — и жёстко отрезал: — Ты последний, к кому обращаемся, толку нет, а сестёр ещё выучить надо. Потому и в очках, — прикасается пальцами к оправе, — привыкаю.
— Значит, немного всё ещё видишь? — а у самого внутри всё крутит. Вот оно как. Неужели мне надо калекой стать, чтоб батя сыном назвал… Просто так, а не когда в глаз дать хочет.
— Да, — кивает.
— Я тебя вылечу.
— Ха, — усмехается, — не верю я во все это шаманство. Если бы не мать, не пошёл бы. У меня в башке осколок, и достать его нельзя. Так что без вариантов, братан.
— Я не шаман, — обижаюсь, — не знаешь, не говори. И если сказал — вылечу, значит вылечу. Кстати, бабка говорила, что ты с матерью должен был прийти.
Игорь вздыхает, а Виктор Андреевич торопливо бубнит:
— Устала она, вся на нервах. Пока вот бабушку вашу нашла, пока прорвалась на приём, у вас ведь тут очередь на год вперёд. А тут, как Мария Ивановна согласилась, так и слегла, сердце прихватило, скорую вызывали. Но уже всё хорошо: лежит, отдыхает, а нас вот силком отправила…
Вот оно как… Материнская любовь не знает преград. Моя мать тоже горы бы за меня свернула…