Сталин резко схватил лежавшие на столе бумаги и с силой их кинул в лицо наркому.
– Б…ь, нет никакой группы! Понимаешь, нет! Нет! – слова он будто гвозди вколачивал. – Вот, это заключение твоей же группы! Все это писал один человек! И бросили в одном городе, в один почтовый ящик! И, б…ь, многое же из этого оказывается правдой! Ты понимаешь?! Какая, к черту, спецгруппа? Да с него пылинки сдувать нужно! Пылинки!
Для Сталина многое из этих писем и впоследствии тайного доклада Жукова оказалось настоящим откровением и, более того, жестким ударом по его самолюбию. Конечно, вслух он не говорил, какой он гениальный полководец, но где-то в глубине его души бродили похожие мысли. А оказалось, что страна-то со всеми ее десятками тысяч танков, самолетов и пушек и не готова к современной войне…
– Хоть землю рой, но найди его…
* * *
Окрестности г. Бреста
Грунтовая дорога на северо-запад, к границе
Затуманенными глазами я смотрел на петляющую грунтовку, на деревья, наступающие на дорогу, и все более отчетливо понимал всю бессмысленность этой поездки. «Да что же это я? Так и брошу все? Поеду в это проклятое село, в белорусскую глухомань, и спрячусь там под женской юбкой?» Ведь получится все именно так! Все самые тяжелые годы он просидит в безопасности, в тепле, сытости, пока остальные, в том числе и его родственники, будут молча умирать в окопах, за рычагами танка и станка.
И он так живо себе представил эти картины, что, даже не ожидая от себя, застонал. Тихо, тоскливо… Благо сидел он в кузове, и поэтому стон его никто не услышал.
Однако доехать до места в этот день так и не удалось. Примерно через пару километров на дороге нам встретился милиционер. Размахивая пистолетом, он кричал, что впереди какие-то уголовники напали на сельсовет и срочно надо ехать в город, за помощью. Словом, через час-полтора мы были снова в городе у Фомина.
Тот еще утром отправил свою семью на восток, поэтому разместил нас в своей квартире. Тогда же он сказал, что придет поздно и просил сразу же ложиться спать и его не ждать.
Больше ждать я не мог и решил действовать этой же ночью.
И выждав для верности с полчаса, пока все уснут, я тихо выбрался из кровати, осторожно пробравшись через закутавшуюся в одеяло Настю. «Развалилась как мамонт. Не пройти, не проехать… Чертова дверь, хрен откроешь». Через дверь я уже попал в длинный коридор, в конце которого горел свет. «Фомин-то пришел, кажется… Хорошо».
Помня, что спешка нужна лишь при одном деле, я не торопясь заглянул из коридора на кухню. Увиденное там меня сначала насторожило. Полковой комиссар сидел у раскрытого окна с зажженной папиросой и негромко разговаривал с… самим собой.