– Филатушка, Лучка, Третьяку помогите! Жив ведь, очухался, только прикидывается! – велела Настасья и присела на корточки возле Богдаша. – Да ты вставай, молодец! Дай хоть погляжу на тебя хорошенько, дай хоть поцелую – ведь ты нас спас!
– Пошла к черту… – кое-как прохрипел спаситель.
* * *
Тимофей был очень недоволен тем, что товарищи все за него решили.
– Я пойду с Абрамом Петровичем клад брать, – сказал Данилка. – И поедем как будто вдвоем. Это – единственный путь, как убийцу выманить.
– Так, – Тимофей был хмур, но деловит. – А мы с Семейкой, стало быть, в засаде?
– Да, вы первые поедете и у той хари спрячетесь.
– А коли не дойдете вы до хари? Коли раньше тот медведь на вас нападет? – спросил Семейка.
– Ну, значит, туда нам и дорога.
Конюхи переглянулись. Им нравилось Данилкино упрямство, не нравилось лишь, что парень безоружен.
– Держи-ка, – Семейка достал и отдал свой засапожник, похожий на гнутый клык хищной рыбины. – Сунь за правое голенище. Да не так – острием вперед. Кисточка, думаешь, для чего? Чтобы снаружи висела, чтобы нож в сапог не провалился. И вытаскивать легче.
– Кистенем его, что ли, снабдить? – Тимофей почесал в затылке. – Кистень-навязень-то на виду, а летучим кистенем я его только собирался научить владеть.
– Плетку свою ему дай, – посоветовал Семейка. – Что ты в кончик вплел – дробину? Свинца кусочек остренький надо бы.
Данилка вдруг подскочил, развернулся в воздухе, приземлился на полусогнутые ноги – и засапожник уже торчал вперед, намертво зажатый в кулаке.
– Да ну тебя! – Тимофей отмахнулся. – Хорош дурака-то валять!
– Коли взялся за нож, так не пугай, а сразу и бей, – посоветовал Семейка. – Снизу вверх. Пока против твоего засапожника чего подлиннее не вытащили…
– Или кистень в ход не пустили, – добавил Тимофей. – Ну, не передумал?
– Нет.
– Тогда – с Богом.
Они решили проводить Данилку до двора Фомы Огапитова, чтобы поглядеть заодно – не околачивается ли поблизости подозрительный народишко. Но по пути Семейка вздумал проверить, точно ли скоморох Третьяк стоит у Николы Старого и ждет Гвоздя. Не очень-то ему понравился испуганный взгляд Третьяка у «Ленивки»…
Данилка одобрил – он беспокоился за куму.
А примерно в то время, как они поодиночке, не поднимая шума, выезжали с Аргамачьих конюшен, к Николе Старому на встречу со Стенькой явился Гаврила Михайлович Деревнин.
Раздобыть лошадей подьячему Деревнину было несложно.
Дважды в год, весной и осенью, случалась на Москве такая распутица, что на иных улицах и утонуть пешему было недолго. Тогда вся Москва садилась в седло. Даже старухи, которым по их должности приезжих боярынь полагалось в известные дни навещать царицу, громоздились на особые седельца в виде кресел с подножкой. Мужчины, которые в состоянии были поднять ногу до стремени, всюду отправлялись верхом. Даже старцы не сидели дома – не было большого позора в том, чтобы взбираться на коня со скамеечки-приступочки, сам государь такую имел. А уж служилый человек, которому каждый день с утра положено быть в своем приказе, обязан был позаботиться о средстве передвижения.