Персидский джид (Трускиновская) - страница 34

Сейчас этот человек был нечесан, как выскочил из постели, так и прибежал босиком.

– Максимка!.. Господи, нашлось дитя! – воскликнул он.

В волнении протянул он руки к сторожу, но тот помотал головой.

– Не тронь, Василий Ильич, – сказал Максимка. – Тут уж не поможешь… опалился гневом на нас Господь…

Стенька понял, что этот Василий Ильич – лицо, приближенное к боярину – может, старший ключник, может, приказчик.

– Удавили!.. Тогда ж и удавили, когда выкрали!.. Уж тленом от него тянет, от бедненького!.. – гомонили мужики.

Пренебрегая правилами, Максимка взошел на девичье крыльцо и встал там, ожидая, пока разбудят и приведут боярыню с боярином. Наконец старый боярин вышел, встал наверху, за ним появилась боярыня, закрывавшая лицо полосатой шелковой фатой. Мужская дворня сгрудилась внизу и притихла.

– Вот те, бабушка, и Юрьев день… – прошептал Стенька и посильнее вытянул шею. Он хотел понять, где отыскали бедное дитя.

Боярин о дочках заботился – было у них все, что положено по званию, и наряды, и утехи. В саду для боярышень разбили цветник, приладили к дереву висячие качели, поставили лавочки. А что меж деревьев вскопаны грядки под морковь, репу и огурцы, так это во всех московских садах заведено – не пропадать же земле зря. И в самом Кремле у многих вдоль забора капуста и свекла растут – все ж свое, не купленное! Но орава мужиков цветник и даже грядки потоптала, и Стенька приблизительно определил, где была страшная находка.

– Вот диво, откуда ж он там взялся? – не дожидаясь Стенькиного вопроса, спросил Мирон.

– Через забор, что ли, перебросили?

– С князя Сицкого двора?!

– А там Сицкого двор, что ли?

Тут раздался истошный крик – так только мать может завопить, увидев мертвого сыночка, да и рухнуть наземь. И снова загомонила боярская дворня. И зычный голос боярина призвал было всех к повиновению, да сорвался…

– Мирошка! А Феодосий где?

– Феодосий?…

И точно – пропал молодой инок вместе с мешком, сгинул, исчез. Ни один из четырех кобелей ему вслед не взбрехнул. Что за притча?

Мирон и Стенька переглянулись – обоих озадачила одна мысль: уж не младенец ли был в том мешке?

Очевидно, мысль была настолько сильна, что расправила крылья и полетела к крыльцу, к огороднику Михею, к сторожу Максимке, к доброму дворнику Онисию.

– Богомольцы-то! – воскликнул Михей. – Куда богомольцы подевались?!

Михей мог вспомнить про них безнаказанно – не он пустил на двор троих чернорясцев, из которых один лишен слуха и речи.

– Какие тебе богомольцы, дурак? – крикнул сверху боярин, не велевший в эти скорбные дни пускать посторонних.