— На вопросы отвечает чётко, не запирается, но, когда начинает смотреть в глаза, как-то так… – Хвостов замялся, но император не торопил его. — Знаете, государь, он похоже себя уже похоронил, и теперь это просто оболочка. Душа его, боюсь уже далеко. Даже когда его родители приезжали, я им особым образом свидание устроил не в арестантской, а в скверике у административной части. Так сидел, чисто истукан. Вроде и живой, и говорит чего-то, но там похоже всё уже отгорело.
– А что его родители? – Сергий внимательно посмотрел на Хвостова. — Я знаю его батюшку. Знаменитая личность, много сделавший для империи. Он мог бы подать прошение о помиловании. Как дважды кавалер Ордена Андрея Первозванного боярин Белоусов может обратиться ко мне напрямую. В конце концов в Галерее Славы, висит его портрет, а не мой.
— Я, в разговоре с полковником Белоусовым, вполне ясно об этом намекал, государь. – Глава коллегии внутренних дел покачал головой. – Но… это старый служака, с весьма строгими понятиями о чести. Он никогда не будет хлопотать за сына, считая это позорным.
Неделя, начавшаяся с убийства княжны Голициной, закончилась не менее потрясающе, убийством второго секретаря британского посольства, который по слухам был прямым организатором смерти Веры Всеславовны. И тут всё общество было вполне единодушно в оправдании молодого боярича, справившего по покойной княгине кровавую тризну. Одобрили даже оставление в живых непосредственного исполнителя убийства – француза Фарго, так как пребывание на вечной каторге, когда кандалы не снимались ни на минуту и хоронили вместе с каторжником, было по мнению многих куда хуже смерти.
Дело дошло до того, что Анатолий Фёдорович Карабчевский, и Николай Платонович Кони – два знаменитых российских адвоката проявили весьма деятельный интерес к будущему разбирательству, и взявшись совершенно бесплатно защищать юношу, совершенно запутали полицейское управление многочисленными ходатайствами, запросами, и отводами, а все судьи города Москвы, в письменной форме отказались вести дело, так как, по их словам, уже сформировали собственное впечатление о личности обвиняемого, и по этическим причинам не могут участвовать в суде.
Бардак продолжался ровно до того момента, когда государь-император, воспользовавшись своим правом, не взял на себя функции судьи, сформировав коллегию юристов, приглашённых из других городов России.
Но общество никак не могло успокоиться. Увидев в молодом дворянине защитника сословных правил, и вообще хороший повод для вежливой фронды, дворяне устраивали многочисленные собрания, сборы средств, и даже писали челобитные государю, прося освободить «заложника дворянской чести».