Предо мною ряды скамей, первый, третій, двадцатый… На скамьяхъ плечо въ плечо темныя, бѣдно одѣтыя фигуры. А лица молодыя, свѣтлыя. Цѣлое море лицъ. Сѣрые, синіе и каріе глаза. Черты разнообразныя и вмѣстѣ съ тѣмъ однохарактерныя.
Каждый разъ, когда я прихожу сюда, въ этихъ лицахъ меня поражаетъ одно выраженіе: устремленность вниманія, какая-то почти физическая жадность къ знанію.
Всѣ взгляды, и жесты, и слова требуютъ здѣсь постоянно одного и того же: «Разскажите намъ хоть что-нибудь».
И когда кто-нибудь говоритъ съ эстрады, какъ въ настоящую минуту, они слушаютъ такъ напряженно, какъ будто готовы вскочить оратору въ ротъ.
И вмѣстѣ съ вниманіемъ на этихъ лицахъ лежитъ какая-то странная тѣнь. Словно все это выздоравливающіе или переутомленные, которымъ надо идти спать, а они пришли сюда.
Эту тѣнь наложило фабричное иго, девять часовъ ежедневной работы, послѣ которой такъ трудно приходить на вечерніе курсы и слушать теоремы Эвклида или исторію крестовыхъ походовъ. Сегодня, впрочемъ, воскресенье. Но эта тѣнь не исчезла. Она въѣлась слишкомъ глубоко. Только по ней можно отличить молодыхъ рабочихъ отъ студентовъ.
Смоленская школа для взрослыхъ рабочихъ празднуетъ свой двадцатипятилѣтній юбилей. Школа эта помѣщается въ грязномъ домѣ на задворкахъ по Шлиссельбургскому тракту. Тамъ черныя лѣстницы, грязныя стѣны, угарныя печи. Въ классѣ тѣсно и не хватило бы мѣста для такого множества народу.
23 депутаціи явилось на юбилей. Рабочіе разобрали 2,000 повѣстокъ. Еще на 500 человѣкъ не хватило ни повѣстокъ, ни мѣста…
Юбилей устроенъ въ театрѣ. Это Невскій театръ за заставой, третьестепенный, на рабочую руку. На стѣнахъ сырыя пятна. И черезъ рампу положенъ утлый мостъ, покрытый изношеннымъ краснымъ сукномъ. По этому мосту проходятъ рабочія депутаціи, направляясь на эстраду.
Съ разныхъ концовъ Петербурга явились депутаціи: отъ Нарвской школы, отъ Выборгской, отъ Петербургской. Все это новыя школы. Петербургскую школу я знаю. Мы съ ней сосѣди. Она основана въ прошломъ году[2] и уже имѣетъ 390 учениковъ, почти исключительно рабочихъ. Они дѣлаютъ взносы по 20 копеекъ въ мѣсяцъ. На эти копейки она и существуетъ.
Въ этой средѣ каждая копейка на счету. Въ эту самую минуту молодой ораторъ съ эстрады горько упрекаетъ своихъ товарищей-рабочихъ:
— Пять лѣтъ тому назадъ на двадцатилѣтнемъ юбилеѣ вамъ было сказано слово: «Бросьте грызть сѣмечки, несите сюда ваши копейки». Эхъ вы, что жъ вы не несли?..