Мимо величественно проплыла высокая барыня въ плюшевой шубѣ.
— На такія бархатныя шубы вниманія обращать не стану, — повторилъ писарь. — Будьте здоровы!..
— Не бось, — съ хитрой улыбкой сказалъ другой писарь, рыжій въ веснушкахъ. — Была бы моложе, обратилъ бы вниманіе… — Будьте здоровы!
— Скажешь, — возразилъ первый, — и, когда захочу, у меня будетъ жена, первая красавица, — только изъ-подъ ручки посмотрѣть… Я ей не дамъ палецъ о палецъ ударить.
Въ дверяхъ вагона раздался шумъ, и ввалилась толпа народу, человѣкъ пятьдесятъ или больше. У каждаго былъ узелъ въ рукахъ и сундукъ за плечами. И видъ у нихъ былъ совсѣмъ иной, не финскій и не дачный.
Они стали съ шумомъ размѣщаться, оттискивая прежнихъ пассажировъ въ уголъ къ стѣнѣ и усѣлись по пяти человѣкъ на лавку. Тутъ были старики и молодые, мужчины, женщины и дѣти, евреи, русскіе, нѣмцы, латыши. Евреи были въ желтыхъ овчинныхъ тулупахъ, а русскіе, напротивъ, въ пиджакахъ и пальто; нѣмцы говорили языкомъ, похожимъ на еврейскій.
Двѣ женщины съ грудными дѣтьми замѣшкались въ дверяхъ. Сзади тоже слышался дѣтскій визгъ. Я всталъ посмотрѣть. Штукъ пять ребятишекъ хватались рученками за обледенѣлую подножку, стараясь вскарабкаться вверхъ, но все срывались.
— Mendele, komm — обернулась задняя женщина, но ее затиснули въ проходъ.
Высокій жандармъ нагнулся съ площадки, схватилъ за шиворотъ ближайшаго мальчишку и втащилъ вверхъ.
— Кто вы такіе? — спросилъ я съ невольнымъ любопытствомъ.
— Переселенцы, — отозвался старикъ съ сѣдой бородой, видимо крестьянинъ. Рядомъ съ нимъ, по обѣ стороны, сидѣли двое парней, похожихъ на него лицомъ, очевидно его сыновья.
— Амигранты, — сказала молодая женщина со страннымъ лицомъ, бѣлымъ, какъ мѣлъ, и лихорадочно сверкавшими глазами.
— Откуда вы?
— Съ полтавщины.
— Куда вы ѣдете?
— Та хиба я знаю (да развѣ я знаю), — сказалъ старикъ какимъ-то безпомощнымъ тономъ. — Туда, въ бѣлый свѣтъ.
Онъ показалъ рукою въ сторону, въ пространство.
— Ѣдемъ въ Амирику, — сказалъ парень, сидѣвшій справа какъ-то особенно твердо, — землю искать. Въ Амирикѣ, говорятъ, есть вольная земля.
Сказалъ и нахмурился и другой тоже нахмурился и мнѣ показалось, что они стерегутъ старика, чтобы онъ не убѣжалъ назадъ, въ полтавщину.
Мнѣ живо представилась широкая нью-іоркская пристань, островъ Эллисъ, загородки, куда эмигрантовъ загоняютъ на ночь, какъ скотъ; долговязые чиновники съ ихъ брезгливой воркотней: «опять неграмотные, опять русскіе незнайки»… Много придется претерпѣть этимъ полтавскимъ землеискателямъ, пока они доберутся до американской вольной земли.