Яковъ Черный однако обозлился.
— Я не брошу плуга, — заявилъ онъ, — а за соху нипочемъ не возьмусь, видѣть ее не могу. Лучше хозяйство нарушу и уйду въ городъ.
Запрещеніе схода оказалось незаконнымъ. Теперь я вамъ задамъ, — объявилъ Яковъ Черный и привелъ въ городъ семь новыхъ единомышленниковъ покупать плуги. — Теперь не запретите!..
Примиреніе состоялось на томъ, что рѣшили пахать плугами и сохами въ разные часы или, если возможно, въ разные дни.
Теперь въ селѣ Лисицинѣ не осталось ни одной сохи. Всѣ пашутъ плугами.
— Особенно бабы за плуги стоятъ, — разсказывалъ агрономъ. — У насъ мужики уходятъ на отхожіе промыслы, а бабы пашутъ. Сохою пахать трудно, надо умѣнья больше, ее нужно ладить; плугъ проще работаетъ. На прошлой недѣлѣ пришелъ въ складъ мужикъ съ дочерью: «Дѣвку замужъ выдаю, надо плугъ выбрать въ приданое. Нейдетъ безъ плуга». А въ тѣ деревни, гдѣ сохами пашутъ, дѣвки изъ ближнихъ селъ совсѣмъ не идутъ замужъ: «Мы сохами пахать не умѣемъ».
— Клеверу сѣменного роздалъ тысячу-пятьсотъ пудовъ, — разсказывалъ агрономъ, — тимофеевки два-три вагона. Льны тоже развелись.
Однимъ словомъ, мужики покрѣпче интеллигентовъ[1].
Впрочемъ, даже въ скептическихъ рѣчахъ интеллигентовъ часто можно услышать совсѣмъ другія ноты. И весь ихъ скептицизмъ выходитъ напускной, навѣянный лѣтнею лѣнью или дождливой погодой.
— Худшее, кажется, прошло, — признаются они. — Земство, напримѣръ, хотя и поправѣло, но ничего не разрушило, какъ было въ другихъ губерніяхъ. И кажется, теперь люди перестали правѣть. Съ новаго года будемъ въ нормы входить.
Въ Тверской губерніи будущей осенью предстоитъ переизбраніе гласныхъ, но эту будущую кампанію уже теперь учитываютъ.
Дождемся и увидимъ, какія будутъ эти новыя нормы?..
Пароходъ быстро идетъ впередъ внизъ по теченію. На Волгѣ почти половодье. Дождь льетъ безъ конца. Снизу вода, сверху вода, кругомъ сѣрый туманъ. Въ этой водѣ мы — словно живые утопленники, и судно наше — какъ будто подводное судно. Но этотъ маленькій мокрый пароходъ самъ по себѣ представляетъ особый мірокъ. Пассажировъ у насъ не больше полусотни во всѣхъ трехъ классахъ. Но въ нашемъ составѣ представлены всѣ русскія настроенія, даже всѣ партіи справа налѣво. Онѣ, помѣщенныя рядомъ, сталкиваются, разговариваютъ, и каждая остается при своемъ.
Въ каютѣ второго класса небольшая компанія пьетъ чай; ихъ всего трое: закройщикъ изъ Петербурга (онъ ѣдетъ на побывку въ Ярославскую губернію), приказчикъ изъ Твери и еще мелкій чиновникъ въ штатскомъ платьѣ. Закройщикъ тощій и сѣрый, очень говорливый. Приказчикъ румяный и плотный, какой-то тяжкодумный, говоритъ какъ во снѣ. Чиновникъ больше молчитъ и улыбается, но глаза у него умные, живые. Они пьютъ чай, не торопясь, и мѣняютъ чайникъ за чайникомъ.