Азат повернулся на звуки шагов, махнул лейтенанту и остальным рукой, мол, все в порядке. Те, замедлившись, подошли и остановились, разглядывая открывшееся им зрелище.
– Это насколько надо жить не хотеть, чтобы на дверной ручке повеситься? – пробормотал Шмель.
Ничего более подходящего самоубийца, кем бы он ни был, не нашел. Класс освещался ртутными лампами, и крюка для люстры в нем не было. Радиатор отопления висел слишком низко. Еще, похоже, бедняга пытался использовать гардину, но крепления не выдержали его веса.
Лейтенант отодвинул в сторону Азата и вошел в комнату, освещая ее фонариком. Мрачно посмотрел на разложенную в углу кучу тряпья, помотал головой.
– Надо будет забаррикадировать дверь, чтобы сюда никто из наших не вошел, – сказал он. – Не дай бог, кто-нибудь из детей увидит это.
– Это? – спросил Баранов, сделал шаг в комнату и сказал. – А вот и колхозники, – после чего громко выругался.
Азат воспринял это как разрешение и вошел в класс, следом за ним двинулись и остальные члены разведгруппы. Их глазам открылось удручающее зрелище: на прогнивших матрасах под полуистлевшим одеялом лежали три скелета. Один принадлежал взрослому человеку, а еще два – детям, если судить по размерам костей.
– Что же тут произошло, – пробормотал башкир.
– Что-то, – ответил Шмель, мрачно нахмурившись. – Все умерли.
Лейтенант взял со стола валявшуюся на нем длинную указку и подошел к матрасам. Аккуратно подцепил кусок одеяла, оттянул его в сторону, открыв взглядам своих товарищей три практически голых скелета. Похоже, что в помещении оказалось достаточно тепло, чтобы трупы начали гнить, но недостаточно сухо, чтобы мумифицировались.
– Женщина, – сказал лейтенант. – И два ребенка, скорее всего – мальчик и девочка.
– Это ты по скелетам определил? – спросил Баранов.
– Да. По тазовым костям, – ответил тот. У женщин таз пошире и другой формы. У детей разобраться сложнее, но скорее всего так.
Азат тем временем подошел к учительскому столу и открыл верхний ящик, в котором оказались классный журнал в картонной папке и два ключа. На бирке того, что поменьше, была нацарапана цифра семнадцать, на втором – слово «спортзал».
Башкир сгреб оба ключа в карман, вытащил журнал, положил на стол и раскрыл.
И ни капли не удивился тому, что фамилий и оценок в нем не было.
Аккуратно, стараясь не порвать тонких пожелтевших от времени страниц, перелистнул несколько, вчитался в мелкий убористый почерк, выхватывая даты и описания событий, развернувшихся здесь более двадцати лет назад.
6 июля 2013.
Это все-таки случилось. Никто не верил, что все закончится так, даже когда нас заставили летом оклеивать оконные стекла, а к школе подогнали целый грузовик с консервами. Да, даже когда нас загнали в школу, закрыли дверь, поставив на охрану Диму – местного участкового, да приказали занавесить окна, все думали, что это очередные учения.