Но ни разу до этого она не поднимала на него руку. И никогда дети не встревали в их ссоры, предпочитая спрятаться и пережидать бурю, пока папа и мама не помирятся.
– И ты считаешь, что папа не прав, да? – спросил он у сына и, не дожидаясь ответа, повернулся к жене. – Ты и их против меня настроила?
– Они не роботы, чтобы их настраивать, – ответила Ландыш, которая только сейчас осознала, что удара не последует. – Они ведь сами все понимают.
– Что понимают?
– Что ты нас не любишь. – Жена явно не хотела этого говорить, но ситуация заставляла ее идти до конца.
Азат криво усмехнулся, дотронулся до раны, посмотрел на окровавленные пальцы. Глубоко она его саданула, изо всех сил. Вложила в удар всю ненависть, на которую женщина только способна.
– Ты сама не понимаешь, чего от меня требуешь, – спокойно ответил он. – Еду я в любом случае. Если мы не вернемся или вернутся не все, Дмитрий пообещал, что о вас позаботятся. Ты же сама хотела здесь остаться. Так что бывай.
Он развернулся и пошел к выходу из комнаты. Ландыш кричала что-то в спину, схватила его за руку, но он грубо вырвался и быстрым шагом дошел до двери, ведущей в подъезд.
Вышел, захлопнул за собой дверь, прислонился к стене, надеясь, что она не будет долбиться в створку и позорить его еще сильнее. Ландыш не стала – то ли поняла, что это бесполезно, то ли вспомнила про гордость.
– Что, поссорились? – участливо спросил у него автоматчик, кивнув на расцарапанное лицо.
– Точно, – кивнул Азат. – Ты не куришь?
– Курю, только тут нельзя, – ответил часовой. – Можно на улице, в специально отведенном месте. Дмитрий о здоровье заботится.
– Угости – что он мне сделает, расстреляет? – ответил башкир. – В последней сигарете даже смертникам не отказывают. А мы они и есть.
Тот пожал плечами, мол, я предупредил, и протянул Азату пятисотенную купюру и кисет с мелко нарезанными листьями какого-то растения. Башкир до этого привык угощаться у Баранова, у которого была собственная машинка для скрутки папирос, но сейчас и так сойдет.
Он оборвал половину купюры, сыпанул туда крепко пахнущего помидором зелья, неловко скрутил, провел языком по краю, чтобы лучше приклеилось. Автоматчик уже сам все понял и протянул зажигалку.
– Томат? – спросил Азат, затянувшись.
– Ага, – грустно ответил охранник. – Иногда караванщики привозят настоящих сигарет, но на них цены заоблачные, да и начальство не одобряет. Плюс и там не табак, а дрянь какая-то, помидорный лист иногда даже лучше заходит.
– Ничего, в листьях помидоров тоже никотин есть, – усмехнулся башкир.
Он вычитал это в старом ботаническом справочнике. Другое дело, что в переходах и с ботвой дефицит, что с картофельной, что с томатной. Поэтому чаще там курят высушенный мох, вкус которого с сигаретным дымом вообще ничего общего не имеет. А тут выращивают, видимо.