ОН. Что? Да я тебя пальцем не тронул!
ОНА. Ты будешь слушать или нет?
ОН. Давай, рассказывай. Только быстро. Сука, мне надо успокоиться. Поседеешь, блядь, с такой работой.
ОНА. Наполеон…
ОН. Бля-адь! Наполеон, блядь! Наполеон, сука! Меня может быть, сегодня уволят, а она мне про Наполеона!
ОНА. Если будешь перебивать…
ОН. Я слушаю, слушаю. Давай, рассказывай, что там твой ебучий Наполеон?
ОНА. Поскольку Наполеон рассчитывал только на победу, он не подготовил отступление. В распоряжении всей его огромной армии оказалась только одна дорога — на Вайсенфельс. Король Саксонии Фридрих-Август I отправил к союзникам офицера с предложением сдать город без боя, если французским войскам будет гарантировано 4 часа на отступление. Император Александр I отклонил это предложение и приказал наступать. Когда войска союзников вошли в город, французская армия как через бутылочное горлышко пыталась протиснуться через Рандштадские ворота. Войдя в город, русские закричали «Ура». Услышав этот крик, французские саперы по ошибке взорвали мост Эльстербрюкке перед Рандштадскими воротами. В городе оставалось еще двадцать тысяч французов. Многие из них были убиты, остальные взяты в плен. По всему городу то там, то тут вспыхивали перестрелки. Александр запретил своим солдатам грабить город, но оставшиеся в городе французы продолжали отстреливаться. В одной из таких перестрелок французская пуля попала в грудь русскому поручику Петру Алферову, пройдя сквозь его тело на два пальца ниже сердца.
ОН. Все, конец твоей ебучей истории? Убили твоего Алферова? Теперь ты оставишь меня в покое?
ОНА. Нет. Алферов не был убит. Вместе с другими ранеными его отправили в полевой госпиталь, где врач извлек пулю и промыл рану. Дальнейшее его выздоровление было предоставлено на усмотрение всевышнего. Раненых, которые были слишком слабы, чтобы пережить дорогу на родину, оставили на попечение одного из местных монастырей. Семь месяцев Петр Алферов лежал в маленькой келье и смотрел на висящее над его кроватью распятие. Сначала он думал о том, что когда с его груди сорвали крест… в этот момент Бог перестал его защищать. Поэтому он и был ранен. Потом он вдруг осознал, что крест — это орудие пытки. Такое же, как виселица. Или дыба. Или плаха. Или гильотина. Почему же, когда мы видим виселицу, нас передергивает от ужаса, а когда мы видим крест — нас должно охватывать умиление? И тут Алферова осенило. Две тысячи лет назад люди ошиблись, использовав орудие пытки в качестве символа новой веры. С тех пор в каждом доме на самом видном месте висит орудие пытки с умирающим на нем человеком. Крест не может нести людям любовь, только боль и смерть. Поэтому моментами высшего торжества новой веры стали не всеобщая любовь, а костры инквизиции, крестовые походы и — смерть, боль, ненависть.