Яр иногда рассеянно поглаживал мою ногу, пока ждал ответа, тянулся за поцелуем, но глаза были отсутствующие и сразу возвращались к экрану, едва там что-то происходило или телефон попискивал входящими вызовами.
– Что значит – законсервированы? Разжигай. Да, счета закрыты.
…
– Друг мой, до твоего банка она не добралась. У меня же там счет есть? В кредитной истории чистота? Значит, ты дашь мне кредит. Да, Мирон, ты ДАШЬ мне кредит. Да, под студию, бизнес-план уже у тебя на почте.
Яр не забыл обо мне, нет. Но я чувствовала, как все вокруг вовлекается в ураган, который он закручивает, и каждый человек, вовлеченный в орбиту его бурной деятельности, начинает играть свою пусть маленькую, но важную роль под его руководством.
А я лишняя.
Он держал телефон у уха и одновременно что-то печатал, и я видела, как отблески света от экрана мелькают на обручальном кольце, которое он так и не снял.
Мелькают, застилая мне поле зрения.
Глаза слезятся.
Вчера ночью оно тоже было у него на пальце.
– Яр, я пойду, – сказала тихо, не надеясь, что он услышит.
Но услышал.
– Куда?
– Переодеться дома, зубы почистить. Вообще посмотреть, что там как.
– Возвращайся, Ева, – попросил он, на несколько секунд перенаправив все внимание на меня – так, что показалось на миг, будто меня вдавило в стену силовым полем. Ох, как он разогнался…
– Ты же занят. Тебе в студию надо.
– Да, надо. Ты права.
– Ну вот, если освободишься, позвони, напиши.
– Ева… – он поймал мою руку. – Обязательно уходить? Хочешь со мной?
– Что я там буду делать? И тебе не нужны слухи о любовницах, пока ты не развелся. Ты же хочешь отсудить себе хоть что-нибудь?
– Да, мне бы пригодилось производство и хотя бы еще один банковский счет.
– Вот видишь…
– Ева-а-а…
Признаюсь, что чуть не поддалась его обаянию, но блик на кольце привел меня в чувство. Я улыбнулась и ускользнула, натянув джинсы и с сожалением оставив футболку на полке в прихожей.
Вчерашние розы сегодня были переломаны, растерзаны, лепестки растоптаны и превратились в разноцветную грязь на лестничной площадке.
Я вздохнула.
Хорошая девочка внутри меня подумала, что надо убраться, я ведь виновата в этом бардаке, но другая Ева, родившаяся этой ночью, та, кому нечего терять, подумала, что уборщица сама разберется. Надоело за мужиками разгребать!
Через несколько часов, вечером, я вышла в магазин. Черного «Лендровера» не было на его обычном месте. И до ночи так никто ко мне и не пришел.