И когда через три… две… одну секунду он заполняет меня целиком собой, шелковый и твердый, горячий и нежный, подходящий до самого последнего кубического миллиметра, так что между нами не остается ни малейшего зазора, и каждое движение сразу взрывает все органы чувств, я закрываю глаза. Всего на несколько секунд.
Я хочу его видеть, его улыбку, его безумный взгляд, в котором пылает что-то нездешнее, все выражения его лица, когда входит в меня и когда покидает, я хочу читать его мысли и трогать его губы.
Но эти секунды мне нужны для того, чтобы перед внутренним взором появилась пылающая адским огнем цифра 10.
Я пропала.
Мне конец.
И уже ничего не исправить.
Яр чувствует это, и, когда я открываю глаза, меня встречает его встревоженный взгляд.
– Будь со мной, – говорит он так, словно все знает. – Забудь обо всем, будь со мной.
Я слушаюсь его. Разве можно не послушаться человека с шелковым голосом, шелковым членом и такой интуицией, что я не успеваю даже захотеть чего-нибудь: быстрее, глубже, замереть, перевернуться, поцелуй тут, погладить здесь, ярости, нежности, страсти, жестокости, укусов, влажных дорожек горячим языком, дыхания, сладкого и острого, тихих слов на ухо, громких приказов сквозь зубы, низких стонов, подчинения, доминирования, трахаться, как кролики, рыча и впиваясь друг в друга – он делает все это за секунду до того, как желание появляется.
Он не угадывает, не играет, не проявляет каких-то особенных умений и навыков, просто наши желания совпадают настолько четко, что я пугаюсь до одури – мне не хватает воздуха, голова кружится, и я лечу в черную пустоту, и последний шанс уцепиться был еще полчаса назад, час назад, два часа назад, и от страха, оказывается, только острее удовольствие.
Яр встряхивает меня, оставляет след зубов на плече, а я – следы ногтей у него на спине. Мы падаем с небес на влажные простыни и бесконечно смотрим друг другу в глаза, продолжая мысленно то, что уже не в состоянии сделать в реальности. Его пальцы гладят мое лицо, задерживаясь на губах, я улыбаюсь и ловлю их, посасываю, и в его глазах вспыхивает пламя. Там, где только что прошелся лесной пожар и вроде бы нечему гореть… Мы снова набрасываемся друг на друга, пока кожа не начинает пылать, мышцы ныть, сердца заходиться в очередном приступе тахикардии и грозиться замереть навсегда.
Это все длится существенно дольше тридцати пяти секунд в лифте. Это слаще и горячей всех моих фантазий. И Яр не пахнет Диором, когда стискивает зубы и рычит, вбиваясь в меня в последних судорогах. Он пахнет собой – свежим потом, греховным сексом, неизбежностью и чем-то еще горьковато-терпким, слишком похожим на будущие сожаления.